(no subject)

Я давал себе слово не вступать в сетевые дискуссии на политические темы. Не нашего ума это дело. Выяснением того, кто прав, и особенно кто виноват, пусть занимаются специально обученные и оплачиваемые люди, у которых зачастую другого занятия в жизни по той или иной причине не нашлось. С меня довольно будет дать приют и помощь тем, кто страдает, над кем нависла угроза, а в особенности малым детям, которые ни в чем не могут быть виноваты. Но и промолчать не получается, хотя видит Бог, я старался. https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=2443164569046534&id=100000590453918 Двух участников я думаю, что знаю лично. У меня не возникает ни тени сомнения, что в тридцатые годы оба исчезли бы, как пылинки. Один за стихи, непонятные простому народу, с троцкистским уклоном, христовщиной и сумбуром вместо музыки. Другой за прогулки по лесам, от которых за версту несет шпионажем и вредительством, сомнительное происхождение и общий невосторженный образ мысли. Самое противное, что один из них еще успел бы выступить с негодующей и покаянной речью на суде у другого, в любой последовательности. Зачем нам слушать чужих дедов и бабок, спрашивает там кто-то. Послушаем своих! И я прислушиваюсь. Мой прадед, рабочий, эстонский коммунист, один из основателей профсоюза и устроитель стачек на Кексгольмской мануфактуре. Ему и его старшему сыну в Нарве стоял памятник. Они шли в одной из двух партий заключенных большевиков, которых советское правительство выменяло на пленных белоэстонцев. Он был в той партии, которая дошла до Петрограда. Вторую партию по слухам эстонцы завернули в лес и расстреляли. Перед войной прадед снял со стены фотографию своей партии. Бабушка спросила: почему? На свободе остался только я один, был ответ. Особенно он не понимал, как могли осудить сухую белоснежную старушку-швею, которая понимала только по-эстонски, плохо слышала и видела - но и она каким-то образом оказалась настолько опасной для молодого государства рабочих и крестьян. В блокаду прадед отказался от льгот и карточек, полагавшихся ему как старому большевику, лег на кровать, отвернулся к стене и умер. Брат другого моего прадеда, совхозник, был арестован по подозрению в участии в кружке изучения иврита. В пятидесятые годы бабушке, отца вернули разбитые часы и пятьдесят семь копеек денег, изъятые при аресте. Я нашел запись о нем в архивах общества "Мемориал". Она немногословна. Чем будет заниматься этот Сталин-центр, на какие деньги и с какими целями, я не знаю. Сталин-центр, Гитлер-центр, улица Бандеры, проспект Шухевича, арка Веспасиана, город Хмельницкий, - мертвые меня не очень пугают. А вот с живыми еще жить.