Entry tags:
Алгонкин парк-2
Мощный вруб про то, что все живое, всякая джива, со мной одной природы. Мой брат рыба в озере. Мой брат гусь над ним летит. Мой брат береза стоит на берегу. Черепаха мой брат. И хэмлок мой брат. Мой брат комар -- трубит в свою трубу, как не то у Смарта, не то у Заболоцкого. Вдруг пришел этот индейский вруб, безо всяких специальных упражнений. Как будто от земли пришел. Наверно, это я созрел, как Эрик созрел спать без соски за несколько дней до отлета, и в одну ночь перешел на этот режим, как само собой.
И это как раз ключ. Есть сосна совсем как наша, красная, и есть другая, с темно-серым гладким стволом, четырьмя и пятью иголками на пучке, тонкими длинными шишками, форма кроны другая -- совсем другая, в общем, сосна, white pine. Оба братья мне, только с одним братом мы давно и хорошо знакомы, а другого я не видел никогда -- надо знакомиться еще только.
Интересно, будет ли у меня теперь в Израиле это чувство единения с живым, или по-прежнему некоторые деревья будут вызывать стойкую неприязнь? А впрочем, одно другому не мешает. Родственник, но неприятный. Вот хэмлок этот мне не понравился стойко. Что не мешает быть с ним в родстве, не препятствует. Может, мы еще подружимся.
Костер, который мы жгли на берегу Спринг-лэйк (маленькой ледниковой лужицы метров сто с небольшим в диаметре) был из трухлявых дров, заготовленных хозяевами мотеля, походу, в прошлом году. Он давал удивительно душистый дым, напоминавший что-то очень-очень близкое, теплое и приятное, родное что-то. Но угадать, вспомнить не удалось. очень многое теперь у меня вот так: смотришь на него, ясно знаешь, что знаком, а вспомнить не удается, ни на каком языке. Как на фотографию человека глядишь, знаешь, что знакомый, а откуда, как звать -- ни в какую, здравствуй, дедушка Альцгеймер.
И, конечно, это большое дело, что мхи и лишайники намного старше даже хвойных деревьев, и потому везде одинаковые. И знаешь, как по ним ходить. По даффу -- трехлетнему слою перегнивающих кленовых листьев -- тихо ходить не удается даже змеям. Я сначала услышал ее, а потом увидел.
Перечитать по возвращении Торо и Гайавату. В любом порядке.
Здешние белки верещат, спускаясь по стволам. В Торонто белки черные молчаливые и рыже-серые, нормальные. В Алгонкине белки нормальные. И бурундуки. У подберезовиков красная подпушь, кирпичная такая. Западный Алгонкин слишком лиственный (hardwood), восточный больше похож на наш. Рекомендую Спрюсово болото: поучительно и красиво.
И это как раз ключ. Есть сосна совсем как наша, красная, и есть другая, с темно-серым гладким стволом, четырьмя и пятью иголками на пучке, тонкими длинными шишками, форма кроны другая -- совсем другая, в общем, сосна, white pine. Оба братья мне, только с одним братом мы давно и хорошо знакомы, а другого я не видел никогда -- надо знакомиться еще только.
Интересно, будет ли у меня теперь в Израиле это чувство единения с живым, или по-прежнему некоторые деревья будут вызывать стойкую неприязнь? А впрочем, одно другому не мешает. Родственник, но неприятный. Вот хэмлок этот мне не понравился стойко. Что не мешает быть с ним в родстве, не препятствует. Может, мы еще подружимся.
Костер, который мы жгли на берегу Спринг-лэйк (маленькой ледниковой лужицы метров сто с небольшим в диаметре) был из трухлявых дров, заготовленных хозяевами мотеля, походу, в прошлом году. Он давал удивительно душистый дым, напоминавший что-то очень-очень близкое, теплое и приятное, родное что-то. Но угадать, вспомнить не удалось. очень многое теперь у меня вот так: смотришь на него, ясно знаешь, что знаком, а вспомнить не удается, ни на каком языке. Как на фотографию человека глядишь, знаешь, что знакомый, а откуда, как звать -- ни в какую, здравствуй, дедушка Альцгеймер.
И, конечно, это большое дело, что мхи и лишайники намного старше даже хвойных деревьев, и потому везде одинаковые. И знаешь, как по ним ходить. По даффу -- трехлетнему слою перегнивающих кленовых листьев -- тихо ходить не удается даже змеям. Я сначала услышал ее, а потом увидел.
Перечитать по возвращении Торо и Гайавату. В любом порядке.
Здешние белки верещат, спускаясь по стволам. В Торонто белки черные молчаливые и рыже-серые, нормальные. В Алгонкине белки нормальные. И бурундуки. У подберезовиков красная подпушь, кирпичная такая. Западный Алгонкин слишком лиственный (hardwood), восточный больше похож на наш. Рекомендую Спрюсово болото: поучительно и красиво.