![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Затрюхался и не успел поздравить присутствующих с 19 октября. Я, конечно, из года в год говорю одно и то же в этот день, но я ведь и чувствую из года в год одно и то же в этот день.
Что есть что-то незримое и очень-очень высокое, что нас всех когда-то двадцать плюс-минус лет назад связало и объединило во что-то очень благородное и очень действенное. Одни из нас что-то сочиняли, другие чему-то учились, третьи над чем-то работали, четвертые вообще лишь молчали и улыбались; но все это вместе складывалось во что-то целое и крайне необходимое чему-то живому в природе, которое намного больше нас, настолько больше, что ни понять его, ни даже заметить нам не дано.
Время шло, и это большое живое менялось вместе с ним, потому что оно же живое. Менялось то, что ему было нужно от нас. И сообразно этому менялся наш состав; менялись и мы сами, те, которые внутри, и те, которые сошли на полустанке или спрыгнули на полном ходу под откос.
Сейчас мне все больше кажется, что поезд этот едет дальше без меня, и уже, кажется, довольно давно, а я только бежал за ним следом, самому себе отчаянно доказывая, что я только вышел, чтобы купить сигарет. Ждет меня, очевидно, другой поезд, в другом направлении, и туда, куда я, со мной не поедет никто.
Но все, кто хоть немного проехал в этом поезде, навсегда сохранят его в себе, а он - их в себе. Эпоха наша, может быть, кончилась; но мы навсегда принадлежим ей, а она нам.
И мы навсегда в ответе друг за друга перед собою и перед друг другом же. За всех, даже за того, от кого вестей не было больше полжизни. И за того, с кем в ненависти до гробовой доски. Потому что на Страшном суде, помимо личных процессов, нас всех хотя бы один раз вызовут всех вместе.
Что-то начал за здравие, а кончил за упокой. А какой такой упокой? Еще лет тридцать, а то и сорок работы впереди; только первые двадцать за спиной. Короче:
"Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село"
Ваше здоровье, дорогие мои.
Что есть что-то незримое и очень-очень высокое, что нас всех когда-то двадцать плюс-минус лет назад связало и объединило во что-то очень благородное и очень действенное. Одни из нас что-то сочиняли, другие чему-то учились, третьи над чем-то работали, четвертые вообще лишь молчали и улыбались; но все это вместе складывалось во что-то целое и крайне необходимое чему-то живому в природе, которое намного больше нас, настолько больше, что ни понять его, ни даже заметить нам не дано.
Время шло, и это большое живое менялось вместе с ним, потому что оно же живое. Менялось то, что ему было нужно от нас. И сообразно этому менялся наш состав; менялись и мы сами, те, которые внутри, и те, которые сошли на полустанке или спрыгнули на полном ходу под откос.
Сейчас мне все больше кажется, что поезд этот едет дальше без меня, и уже, кажется, довольно давно, а я только бежал за ним следом, самому себе отчаянно доказывая, что я только вышел, чтобы купить сигарет. Ждет меня, очевидно, другой поезд, в другом направлении, и туда, куда я, со мной не поедет никто.
Но все, кто хоть немного проехал в этом поезде, навсегда сохранят его в себе, а он - их в себе. Эпоха наша, может быть, кончилась; но мы навсегда принадлежим ей, а она нам.
И мы навсегда в ответе друг за друга перед собою и перед друг другом же. За всех, даже за того, от кого вестей не было больше полжизни. И за того, с кем в ненависти до гробовой доски. Потому что на Страшном суде, помимо личных процессов, нас всех хотя бы один раз вызовут всех вместе.
Что-то начал за здравие, а кончил за упокой. А какой такой упокой? Еще лет тридцать, а то и сорок работы впереди; только первые двадцать за спиной. Короче:
"Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село"
Ваше здоровье, дорогие мои.