![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
AMS2016-4
День 4. Зикенхуйс “Бовен-Эй”. Северные районы. Йордан. Ночная прогулка.
А вот следующий день у нас начался неожиданно и прошел нестандартно. Часов около шести утра Нету начало рвать водой и желчью. Она очень перепугалась, да и мы, понятно, тоже. Она засыпала на четверть часа, а потом все начиналось снова. Стоило ей попить воды, и все начиналось снова. Она была очень слаба, даже сидеть ей было мучительно. Лицо ее стало похоже на дельфтский фаянс – белое-белое, и под тонкой белой-белой кожей голубые вены.
По счастью, хозяин наш уже или еще был дома, и я разузнал у него адрес ближайшей больницы и телефон такси. Запасшись хозяйскими полотенцами и собрав больничную сумку на срок от часа до двух-трех дней (а я не говорил еще, что у нас черный пояс по пап-мам-кунг-фу?), мы поехали туда. Это оказалось недалеко. Шофера звали Мухаммад, и он во время езды разговаривал по телефону через спикер на иракском арабском, с большим количеством “ж”, “жь” и “жьж”.
В больнице мы отправились в приемный покой и объяснили наш случай. Сперва нам сообщили, что госпитализация будет нам стоить €495, но потом к окошку с той стороны подошла медсестра, лучше говорившая по-английски, и сказала: “Принять-то мы вас можем, но зачем? С тем же успехом можно пойти на прием к врачу, это будет стоить €120. Но, с другой стороны, что вам сделает врач? Ребенок в сознании, ребенок реагирует, у ребенка нет температуры (а мы всегда возим с собой градусник, да). Угрозы для жизни нет. Давайте ей пить…” – “А все же сразу выходит обратно!” – “Ну, и пусть выходит, это даже хорошо, промывает ей там все.” – “А обезвоживание?!” Но оказалось, что в стране, которая всю жизнь стоит по колено в воде, в обезвоживание не очень верят. У нас это первейший страх при любой рвоте и поносе, у нас Нета давно уже лежала бы под капельницей, а здесь пожали плечами: “Ну, купите в нашей аптеке регидратант, он без рецепта. А еще будет славно, если вы купите,” – понизив голос, – “но только не в нашем буфете, там все дико дорого, а вот в супере через дорогу – соленые крекеры и будете ей давать. Соль удержит воду. Поправляйтесь!”
Мы последовали совету.
Посидели в вестибюле еще с полчаса, состояние Неты улучшалось, хотя и очень медленно, но мы и сами понимали, что опасности нет, есть только большая неприятность. Я развел ей регидратант, точно такой, какого у нас дома просто завались, стратегический запас образовался от прошлых детских желудочных вирусов, но мне отчего-то в голову не приходило взять его в походную аптечку. Выпили кофе. Посадили Нету в коляску, даже положили, и двинулись к югу, в сторону нашего дома, пешком.
Так мы познакомились – поверхностно – с северными предместьями Амстердама, не парадными, но очень живыми.
Домики в этой местности двух-трех-этажные, видимо, дуплексы. На вид им лет двадцать, самое большее. Может быть, даже и десять. Стоят они в полях, на бережках каналов. Вдалеке к востоку за футбольным полем виднелась мельница. К одному из домиков пристроена была конюшня или, точнее, понюшня: у входа пощипывали травку два пони. С одним играли недавно вернувшиеся из школы дети. Улицы были названы сначала именами олимпийских чемпионов какой-то олимпиады – из разных стран, и на каждом углу висела табличка, немного рассказывавшая о каждом, а потом – названиями цветов.
У домиков, выходивших на канал, непременно были привязаны лодки. Наверно, у каждого жителя такого домика в голове есть три карты – как у нас есть карта общественного транспорта и карта дорог для машины, со всеми их преимуществами и недостатками каждого маршрута, с местами и часами пробок, с парковками, с более приятными и менее приятными путями, так у них есть еще карта каналов для лодок. По этим каналам и рекам ведь, говорят, можно пройти до самой Швейцарии.
Придя к себе домой, на базу, мы отдохнули еще с часик. Плюша чувствовала себя лучше, ее уже не рвало после каждого глотка воды. Обезвоживания мы уже не боялись. Что-то не то начало твориться и в животе у меня, и я принял наше вечное русскоязычное лекарство на все случаи животной жизни – активированный уголь. Закрепив это дело патриотическим кальбетеном. Даже не знаю, что про нас подумал хозяин, найдя эти таблетки – черные и розовые с надписями непонятными буквами – на столике, где он накрывал нам завтрак, а я забыл их убрать.
Затем мы все-таки решились на вылазку в город, отправившись в уголок, где мы до сих пор еще не были. Как-то все три первые дня мы крутились в восточной части, а западную – Йордан – даже не видели. Поэтому сейчас мы двинулись прямо туда. Нетуся сидела в коляске слабенькая и бедненькая, но на улице ей было явно лучше, чем дома.
Мы увидели, кстати, как работает шлюз, через который мы переходили всегда по узенькому мостику. Натурально, в будочке сидел дядька в форменной белой рубашке, и каким-то образом с ним переговаривались с катерков, которым непременно нужно было из Эя попасть в Нордхолландканаал и наоборот. Вся процедура заняла минут 10.
Мы увидели вторую после паспортного контроля в аэропорту очередь в Амстердаме – очередь в музей-дом Анны Франк. Стояло человек сто, и стояли они, должно быть, никак не меньше часа. В чем причина такой популярности именно этого музея, я понять не могу. Может быть, они там все это проходят в школе, и для них это все равно как для нас… впрочем, я не знаю, что сейчас проходят в школе по литературе у нас. В наше время это, наверно, был бы… впрочем, я очень плохо помню школьный курс литературы, потому что читал на уроках совсем другие книги, а на сочинениях учился именно писать сочинения, а не анализировать прочитанное. Написать качественное сочинение, вовсе не читая произведения, считалось особым достижением, и я достигал. В общем, может быть, это для них такой привет из детства. Вдруг всплывает в памяти знакомое имя – “Анна Франк? Та самая? Не может быть! Она была на самом деле? Жила вот в этом доме? Невероятно! Непременно надо зайти.” Может быть, им вообще в школе не рассказывают, что она была еврейка. Все остальные предположения выглядят еще более надуманными – что они идут в этот дом-музей, чтобы лично прочувствовать холокост? да ла-адно.
На другом берегу канала мы нашли три музейчика, в которые не было очереди. Один был музей коров – точнее, сувениров и статуэток на тему коров.
Но он был уже закрыт.
Кстати, по информации все того же Акли, луковицы тюльпанов в Израиль ввозить можно, как и другие посевные материалы, при условии, что на них нет земли. Вот в земле или с землей – не надо ввозить. Причем, это и я вас тоже прошу: не надо. Страна у нас маленькая, теплая, всякая дрянь распространяется быстро, и удерживать ее трудно. Хватит с нас афганских скворцов.
Следующим по ходу был музей сыра, где мы как-то даже ничего не купили: вот не понравилось нам ничего. Тем более, что вполне достаточно прекрасные на наш неизбалованный вкус сыры всегда можно купить в ближайшем к гостинице супермаркете, по ценам вдесятеро более приемлемым.
Дальнейшее наше путешествие не сопровождалось уже никакими опознанными достопримечательностями. Разве что в какой-то момент я вдруг прочитал на подворотне табличку West-Indisch Huis, но не уверен, что штаб-квартира Вест-Индской компании находилась именно там. Да мало ли. Куда важнее было то, что Нета к этому времени ожила и изъявила желание прогуляться пешком. И мы шли вдоль канала долго-долго, забираясь на крылечки и спускаясь в полуподвальчики, присаживаясь на ступеньки и выбегая на проезжую часть, где не дремали хищные, быстрые и тихие, как совы, велосипеды.
Уложив же своих девчонок, изрядно умотанных этим нездоровым днем, я отправился в одиночное плавание на южный берег. Без особой определенной цели. Побродить, пофилософствовать, может быть, понаблюдать что-нибудь в ночном городе. Приключений мне не хотелось, но погулять вот хотелось. Как в молодости, как некогда. Может быть, поразбираться в себе, да.
На паром вместе с толпой пешеходов, велосипедистов и наездников мопедов, мотоциклов и мотороллеров въехал маленький двухместный электромобильчик из тех, что встречались нам на улицах. Видимо, здесь он числится четырехколесным мопедом с крышей, потому что на пароме ему никто не удивился. Внутри сидел гуманоид неизвестного пола (скорее, мужского) и возраста (скорее, среднего) в сине-фиолетовом парике и играл на гитаре. Ему было тесновато там с гитарой, но он не сдавался и играл что-то, по аккордам похожее на Боба Дилана. Звук в задраенные окна совершенно не проходил.
Сойдя на берег, я направился, куда глаза глядят, но больше в сторону Йордана, не очень-то изведанного нами. Куда-то, в общем, к западу от Дамрака.
Наверно, в каждом достаточно старом городе, подумал я, должна быть Старая Новая улица. Это, наверно, такой клуб, и Амстердам в нем членствует.
Я шел берегом канала, в очередной раз думая, как бы я парковал здесь машину, не падая в воду, и мысленно сравнивал схему амстердамских каналов и проспектов со схемой речек, каналов и проспектов Петербурга. Вот оно что, думал я, вот же что хотел соорудить Петр на левом берегу, когда на правом не вышло. Херренграхт – Мойка, Кайзерграхт – Фонтанка, Принсенграхт – Обводный канал. Адмиралтейство – на месте центрального вокзала; ну, или на месте Адмиралтейтс. А правый берег, должно быть, не пошел из-за шведского наследия, Ниена вот этого всякого, который в эту схему никак не вписывался и вообще был вражеским, его проще было стереть и забыть, чем освоить. Вот, значит, оно что. Попытка не удалась, но попытка, несомненно, зачетная. Есть один уголок на Оудезейдс Форбургвал, который ну очень напоминает Грибоканал возле Сенной. Очень напоминает. Но в другом изводе.
А из верхнего окна самого симпатичного дома возле моста симпатичная девушка вытряхивала половик. Она не без труда подняла форточку в нижней части окна, устроенного на вот этот диковинный – английский, кажется – манер. Ее молодой человек в сером пиджаке ходил по комнате с телефоном в руках. Обстановка в комнате была студенческой, хотя размеры и высота потолка – вполне буржуазными.
Уви
Еще я подумал, глядя по сторонам, что – мы хотели спросить об этом хозяина, но отношения настолько доверительные как-то не завязались – голландскому папе для воспитания отпрыска в правильном духе достаточно просто взять его сюда, в этот квартал, каким-нибудь субботним вечером и спросить: “Сынок! Ты хочешь стать таким, как вот эти туристы? Нет? Тогда учись хорошенько, выбрось из головы этих глупостей, трудись, будь честен с заказчиками, не давай никому сесть тебе на голову, и весь мир будет твоим. Как в XVII веке.”
А еще я хотел перекусить чего-нибудь местного, но не нашел – не нашли мы его за все эти дни, ничего местного из области еды. Европа, по крайней мере, Северная, похоже, рассталась со своей национальной кухней без особых сожалений. Надо думать, тому есть простые и понятные причины.
Так закончился этот день, а наутро мы ехали в Хертогенбос – кажется, так, но уж явно не Чертоген-Босх, как тоже можно прочитать, если только захотеть.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject