Entry tags:
День третий: Горьковская - Васильевский – Невский – Ян – Орландина – Яцуренко
Сверхъестественно бодрое радио, очевидно, пытается разбудить граждан. Безуспешно. Мешки под глазами абсолютно у всех, всех возрастов и социальных положений. Единицы без этого. Все не высыпаются.
Многие высокие точки в Питере – в лесах. Шпиль Петропавловки, Александрийский Столп. К чему бы.
Вышло солнце, и я заметил, что на солнце чувствую себя лучше, чем наоборот. Раньше так не было. Либо это потому, что осень, либо также потому что я изменился.
На Казани по колоннаде ходит милиционерка с косой и дубинкой. Наверно, в детском саду еще была, когда я там штаны протирал.
Понял, чего я смотрел на женщин: хотел случайно встретиться с кем-то из числа кое-кого. Ну же! Это же город неслучайных случайностей, самый на свете! Есть еще несколько дней на это.
В метро в вагон зашли Бредов и Климов (?). Я приблизился и с нехорошей ухмылкой сказал: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Тель-Авив.» Двери закрылись. Они офигели.
На самом деле было не совсем так, но рассказывать надо именно так: акты искусства надо умножать.
Ян. По-хорошему не изменившийся (как сказал Фаворов обо мне), обзаведясь женой и квартиркой, довольно неслабо обставленной. Мы с ним все также по-разному видим музыку и слышим мир. По-прежнему могли бы работать вместе, несмотря на 11 лет без единого контакта.
Орландина – Перевал. Дети, играющиеся в темноте на мокрой грязной истоптанной площадке. Толпящиеся знакомцы. Клубящиеся, типа. Пиво рекой. Пиво – как насвай в каких-нибудь странах. Такой, не выпускающийся изо рта сутуль. Чтобы постоянно поддерживать себя в состоянии легкого одурения. Естественно, не воспринимаемого как таковое изнутри или другим таким же.
Дети играются в темноте. Кэти трендит со знакомцами, Шельен внутри кайнда настраивается. Приходит Яцуренко, и внутри меня включается свет.
Сам концерт описывать не буду, бесполезные слова. Все всё знают и так. Второй раз я бы с этим звукооператором постарался не встречаться на дороге, чтобы чего не вышло. Гад, одно слово. Чего, может быть, кто-то не знает: «Башня Рован» может быть действительно сильной, яркой, интересной группой. Такой, существование и деятельность которой оправданы тем, что из этого получается. Именно вот с этим гитаристом, именно в этом стиле. Башня Рован выиграет, если время от времени будет играть хеви-метал, как на песне про двух волчиц.. Нужен, пожалуй, нормальный ритм-гитарист. Нужно убрать истеричность, она у человека, который вообще еще хоть что-то воспринимает, вызывает исключительно отрицательную реакцию, это вам любой собаковод скажет. Относительно содержания вещей позволю себе тоже ничего не говорить. Продукт текстуально хорош, а за все остальное каждый автор и так ответит перед Богом. О чем мы впоследствии много говорили с Яцуренко.
В перерыве все начали типа выходить. Блин. Кто-то толкается под ноги – смотрю, Зябла. Куда-то лезет, где вообще полное смертоубийство, где здоровенные потные мужики пытаются впятером пролезть в один дверной проем. В этом клубе еще никого насмерть не задавливали? Взял Зяблу на руки, вытащил из зала. Добрые господа охранники разрешили с ребенком выйти. Вышли – там, оказывается все это время гуляет в темноте Львовна. С насморком и в расстегнутом пальто. Зябла попросилась пописать – устроил ей это небольшое удовольствие. Дослушивать до полного конца не стали; «Ханну Каш» я и так неплохо знаю.
С Яцуренко повисели до шести утра очень хорошо и плодотворно, вот только столько пить не надо, очень плохо бывает потом.
Поэтому
Многие высокие точки в Питере – в лесах. Шпиль Петропавловки, Александрийский Столп. К чему бы.
Вышло солнце, и я заметил, что на солнце чувствую себя лучше, чем наоборот. Раньше так не было. Либо это потому, что осень, либо также потому что я изменился.
На Казани по колоннаде ходит милиционерка с косой и дубинкой. Наверно, в детском саду еще была, когда я там штаны протирал.
Понял, чего я смотрел на женщин: хотел случайно встретиться с кем-то из числа кое-кого. Ну же! Это же город неслучайных случайностей, самый на свете! Есть еще несколько дней на это.
В метро в вагон зашли Бредов и Климов (?). Я приблизился и с нехорошей ухмылкой сказал: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция – Тель-Авив.» Двери закрылись. Они офигели.
На самом деле было не совсем так, но рассказывать надо именно так: акты искусства надо умножать.
Ян. По-хорошему не изменившийся (как сказал Фаворов обо мне), обзаведясь женой и квартиркой, довольно неслабо обставленной. Мы с ним все также по-разному видим музыку и слышим мир. По-прежнему могли бы работать вместе, несмотря на 11 лет без единого контакта.
Орландина – Перевал. Дети, играющиеся в темноте на мокрой грязной истоптанной площадке. Толпящиеся знакомцы. Клубящиеся, типа. Пиво рекой. Пиво – как насвай в каких-нибудь странах. Такой, не выпускающийся изо рта сутуль. Чтобы постоянно поддерживать себя в состоянии легкого одурения. Естественно, не воспринимаемого как таковое изнутри или другим таким же.
Дети играются в темноте. Кэти трендит со знакомцами, Шельен внутри кайнда настраивается. Приходит Яцуренко, и внутри меня включается свет.
Сам концерт описывать не буду, бесполезные слова. Все всё знают и так. Второй раз я бы с этим звукооператором постарался не встречаться на дороге, чтобы чего не вышло. Гад, одно слово. Чего, может быть, кто-то не знает: «Башня Рован» может быть действительно сильной, яркой, интересной группой. Такой, существование и деятельность которой оправданы тем, что из этого получается. Именно вот с этим гитаристом, именно в этом стиле. Башня Рован выиграет, если время от времени будет играть хеви-метал, как на песне про двух волчиц.. Нужен, пожалуй, нормальный ритм-гитарист. Нужно убрать истеричность, она у человека, который вообще еще хоть что-то воспринимает, вызывает исключительно отрицательную реакцию, это вам любой собаковод скажет. Относительно содержания вещей позволю себе тоже ничего не говорить. Продукт текстуально хорош, а за все остальное каждый автор и так ответит перед Богом. О чем мы впоследствии много говорили с Яцуренко.
В перерыве все начали типа выходить. Блин. Кто-то толкается под ноги – смотрю, Зябла. Куда-то лезет, где вообще полное смертоубийство, где здоровенные потные мужики пытаются впятером пролезть в один дверной проем. В этом клубе еще никого насмерть не задавливали? Взял Зяблу на руки, вытащил из зала. Добрые господа охранники разрешили с ребенком выйти. Вышли – там, оказывается все это время гуляет в темноте Львовна. С насморком и в расстегнутом пальто. Зябла попросилась пописать – устроил ей это небольшое удовольствие. Дослушивать до полного конца не стали; «Ханну Каш» я и так неплохо знаю.
С Яцуренко повисели до шести утра очень хорошо и плодотворно, вот только столько пить не надо, очень плохо бывает потом.
Поэтому