Entry tags:
(no subject)
Почти дочитал взятые в деревенской библиотеке на сыновний аккаунт рассказы о Патере Брауне.
Не поперло.
Загадка и разгадка - ходульные. Описания характеров и внешностей - шаблонные. Все какое-то такое прямолинейное и предсказуемое. Кроме собственно, "кто убийца", потому что - ходульно. В напряжении не держит, приходится не пропускать ни абзаца, потому что иначе не разберешься в логике, но желание пролистывать страницами есть.
И главное, мораль настолько агрессивная и незатейливая, что делается грустно.
Ни Толкиен, ни тем более Льюис такого чувства не вызывают, так что дело тут не в том, что я бывший мистик.
Автору хорошо удаются пейзажи. Но они занимают не больше абзаца в начале рассказа и абзаца в конце. Жаль.
Не поперло.
Загадка и разгадка - ходульные. Описания характеров и внешностей - шаблонные. Все какое-то такое прямолинейное и предсказуемое. Кроме собственно, "кто убийца", потому что - ходульно. В напряжении не держит, приходится не пропускать ни абзаца, потому что иначе не разберешься в логике, но желание пролистывать страницами есть.
И главное, мораль настолько агрессивная и незатейливая, что делается грустно.
Ни Толкиен, ни тем более Льюис такого чувства не вызывают, так что дело тут не в том, что я бывший мистик.
Автору хорошо удаются пейзажи. Но они занимают не больше абзаца в начале рассказа и абзаца в конце. Жаль.
no subject
Льюиса я люблю не меньше, хотя как литератор он заметно слабее. Словами о прямолинейном и предсказуемом повествовании, которое можно присвистывать страницами, я бы скорее описал Толкиена. Мне его в принципе странно ставить в один ряд с Льюисом и Честертоном.
no subject
Либо надо читать другого Честертона.
Либо надо спросить, кто твой переводчик.
Еще может быть, дело в том, что Льюиса я слушал, а не читал - в машине или в спортзале. В состоянии ума собранном и активном. А патера Брауна читаю перед сном. А Толкиен - это любовь юношеская, не подлежащая осознанию вообще, ее можно только вспоминать благоговейно, а сравнивать нельзя. Он во мне настолько глубоко сидит, что часть меня, и немалая, вынешь его - то, что останется, не выживет.
no subject