![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
Вот и зима
Итак, теперь я знаю, как происходит то метафизическое -- метафенологическое -- что мы в свое время назвали "Конец Ноября", здесь, в Дивногорске.
Примерно так: вчера еще было солнечно и даже жарковато, чуть ли не хамсинно, со скидкой на то, что хамсин в конце ноября - не то же, что хамсин в конце июля, чисто по количественным показателям. И вот сегодня с утра выходишь на собачью зашкольную площадку и наблюдаешь, что небо затягивается на глазах какой-то прозрачной, не очень заметной, но очень ощутимой дымкой влажности, что, хотя со стороны Бет-Лехема, с юга, еще вовсю светит и греет солнце, с северо-запада, с окружающих город гор, с востока, со стороны заслоненного недавно арабскими домами на гребне горы Мар-Элиаса и лежащего прямо за ним тысячеметрового спуска к Мертвому Морю, со стороны виднеющихся из-за него иногда по утрам сплошным сверкающим профилем гор Арама - ныне принадлежащих Иордании, да и с северо-востока, со стороны гор палестинских, лысых, враждебных лесистым горам израильским с другой стороны Города, натягивает, натягивает ветер облака, передним фронтом светлые, кучевые, а ближе к горизонту -- серые, сплошные, явственно полные благословенной влаги, готовые и согласные ее пролить над нашими иссохшимися пригорками, на их пожелтевшие жесткие газоны, жестяные листья платанов, пыльные сосновые иголки -- и всех их обитателей, включая молоденькую гадюку палестинскую Vipera palestinaensis, она же цефа эрец-исраэли), виденную мною вчера на Круглых Синагогах.
А в чем, собственно, "Конец Ноября"? - а в том ощущении своего рода благостной предсмертности в воздухе, едином для этого дня, в котором умирает зачахшее, уже неспособное даже поддерживать жару и духоту, засохшее желто-буро-оливковое лето, сменяясь сочной, зеленой прозрачной зимой, и для двух примерно десятков дней на другом конце авиамоста, в которые перезревшая, гниющая, дождливая, черная, слякотная осень сменялась чистой, белоснежной молодой зимой. Той благостной, умиротворяющей предсмертности, обещающей новую жизнь, жизнь вечную, прерывистую, но бесконечную.
В Питере в эти дни следовало собираться случайно у кого-нибудь на квартире, обнаруживать -- естественно, тоже случайно, насколько вообще в Питере бывает случайное -- между собой какой-нибудь сакральный напиток, выпивать его и тихонько сидеть, разговаривая о каких-нибудь важных вещах. Ночью должен был пойти снег, и никто должен был не заметить этого раньше, чем утро.
А что будем делать здесь, где нет среды, круга людей с общими интересами (чуть не написал "с общим интерфейсом"), с дефолтным взаимопониманием, этого самого пресловутого замкнутого круга себе подобных, определяющего так много; здесь, где ты предоставлен всегда самому себе и представляешь из себя перед лицом (харей) мира не более чем себя самого? Не знаю. Что-нибудь придумаем. Мы с женой и детьми большие выдумщики -- может быть, поневоле; может быть, по природе.
Скажем, возьму и пожарю картошки на сале. Много, вкусно, с луком жареным и с луком зеленым, и с укропчиком, и с грибочками маринованными польскими, и с огурчиками маринованными того же происхождения. Поставлю на стол рюмочки, бахнем по одной «Букета Молдавии». Тостик провозглашу за зиму и за дожди.
Я подумал еще, что разница между этой поездкой в Россию и предыдущими была в непрерывности моей внутренней жизни до поездки, во время поездки и после -- я все время был один и тот же, несмотря на перемещения и context switching.
Надо сказать, что так оно и вышло: сегодня начали топить, был град и сильнейший ливень вечером. Собака никак не унимался, и я устроил-таки ему прогулку под этим ливнем по самые помидоры. Чтоб знал. И он знал, и мы оба были счастливы. Потом он мокрый катался по полу и фыркал громогласно, а Муравей, уже укладываемый спать, изумленно глазел на него из спальни.
Если б не Муравей, пожалуй, сейчас сломался бы. Но с ним меня попускает. Особенно с ним на руках.
Напомни потом про змей рассказать...
Примерно так: вчера еще было солнечно и даже жарковато, чуть ли не хамсинно, со скидкой на то, что хамсин в конце ноября - не то же, что хамсин в конце июля, чисто по количественным показателям. И вот сегодня с утра выходишь на собачью зашкольную площадку и наблюдаешь, что небо затягивается на глазах какой-то прозрачной, не очень заметной, но очень ощутимой дымкой влажности, что, хотя со стороны Бет-Лехема, с юга, еще вовсю светит и греет солнце, с северо-запада, с окружающих город гор, с востока, со стороны заслоненного недавно арабскими домами на гребне горы Мар-Элиаса и лежащего прямо за ним тысячеметрового спуска к Мертвому Морю, со стороны виднеющихся из-за него иногда по утрам сплошным сверкающим профилем гор Арама - ныне принадлежащих Иордании, да и с северо-востока, со стороны гор палестинских, лысых, враждебных лесистым горам израильским с другой стороны Города, натягивает, натягивает ветер облака, передним фронтом светлые, кучевые, а ближе к горизонту -- серые, сплошные, явственно полные благословенной влаги, готовые и согласные ее пролить над нашими иссохшимися пригорками, на их пожелтевшие жесткие газоны, жестяные листья платанов, пыльные сосновые иголки -- и всех их обитателей, включая молоденькую гадюку палестинскую Vipera palestinaensis, она же цефа эрец-исраэли), виденную мною вчера на Круглых Синагогах.
А в чем, собственно, "Конец Ноября"? - а в том ощущении своего рода благостной предсмертности в воздухе, едином для этого дня, в котором умирает зачахшее, уже неспособное даже поддерживать жару и духоту, засохшее желто-буро-оливковое лето, сменяясь сочной, зеленой прозрачной зимой, и для двух примерно десятков дней на другом конце авиамоста, в которые перезревшая, гниющая, дождливая, черная, слякотная осень сменялась чистой, белоснежной молодой зимой. Той благостной, умиротворяющей предсмертности, обещающей новую жизнь, жизнь вечную, прерывистую, но бесконечную.
В Питере в эти дни следовало собираться случайно у кого-нибудь на квартире, обнаруживать -- естественно, тоже случайно, насколько вообще в Питере бывает случайное -- между собой какой-нибудь сакральный напиток, выпивать его и тихонько сидеть, разговаривая о каких-нибудь важных вещах. Ночью должен был пойти снег, и никто должен был не заметить этого раньше, чем утро.
А что будем делать здесь, где нет среды, круга людей с общими интересами (чуть не написал "с общим интерфейсом"), с дефолтным взаимопониманием, этого самого пресловутого замкнутого круга себе подобных, определяющего так много; здесь, где ты предоставлен всегда самому себе и представляешь из себя перед лицом (харей) мира не более чем себя самого? Не знаю. Что-нибудь придумаем. Мы с женой и детьми большие выдумщики -- может быть, поневоле; может быть, по природе.
Скажем, возьму и пожарю картошки на сале. Много, вкусно, с луком жареным и с луком зеленым, и с укропчиком, и с грибочками маринованными польскими, и с огурчиками маринованными того же происхождения. Поставлю на стол рюмочки, бахнем по одной «Букета Молдавии». Тостик провозглашу за зиму и за дожди.
Я подумал еще, что разница между этой поездкой в Россию и предыдущими была в непрерывности моей внутренней жизни до поездки, во время поездки и после -- я все время был один и тот же, несмотря на перемещения и context switching.
Надо сказать, что так оно и вышло: сегодня начали топить, был град и сильнейший ливень вечером. Собака никак не унимался, и я устроил-таки ему прогулку под этим ливнем по самые помидоры. Чтоб знал. И он знал, и мы оба были счастливы. Потом он мокрый катался по полу и фыркал громогласно, а Муравей, уже укладываемый спать, изумленно глазел на него из спальни.
Если б не Муравей, пожалуй, сейчас сломался бы. Но с ним меня попускает. Особенно с ним на руках.
Напомни потом про змей рассказать...
Re:
no subject
Re: