Пора переставать уже лениться и написать псто "как мы провели выходные".
Оказывается, наша Чаща Всего на диво полна талантами. И по весне, когда солнышко уже блестит, но травка еще зеленеет, наш царь Дадон (глава
регсовета Удела Иудина Моше Дадон) учинил в двух поселках, Цафририм и Гиват-Ешайягу, такой странноватый фестиваль искусств и еды. Все художники, скульпторы, фотографы и прочие деятели изящных искусств, в изобилии в этих краях проживающие, свезли туда свои произведения и устроили выставки-продажи, а еще съехались туда пивовары, хлебопеки и сыроделы и тоже давай свою продукцию выставлять и продавать.
Сперва мы посетили
магазин шведской антикварной мебели и утвари. Как обычно, в хорошее место мы попадаем с заднего хода - мы поехали не по главной улице, а по околице, но нашли все-таки, что искали. Натурально, входишь в сарай и попадаешь в Швецию. Причем сразу и конца XIX, и конца XX века. Кованые сундуки, кресла-качалки, буфеты и стулья, точеные на ручных, кажется, станочках подсвечники, а венчает все это великолепие блистательный немецкой работы арифмометр. К сожалению, сломанный, и не получилось Эрику показать, как на этой штуке прикольно умножать и складывать. Купили медный ковшик и салатницу фаянсовую с колокольчиками. Понятно, муж хозяйки наполовину швед, регулярно мотается на доисторическую родину, там на блошиных рынках набивает контейнер и отправляет его в далекие и знойные Цафририм. Еще собака у них там лежала снаружи огромная и мохнатая, и в ней возился голый ребятенок, а на огромном сундуке (стоит, зараза, как хороший компьютер) лежал, растопырив тормашки, черный жгучий кот. Эрик специально подозвал меня посмотреть.
Потом мы зашли в сельский клуб, там была выставка скульптур какой-то тетки, поездившей по Африке и проникшейся; таких много, мне ничего не запомнилось; а в самом клубе - это был бетонный домик размером с полсарая - внутри, где стояло пианино со снятой крышкой (и, кажется, некоторых струн не хватало, понятно, общественное, некому следить и настраивать фотографий фотографа, который там же при них состоял и рассказывал, где что сфотографировал. Особенность его такая, что фотографирует он только воду и то, что отражается в воде. Сейчас я возьму программку и скажу, как его звали. Под ногами у зашедших туда на тенек зрителей какие-то не очень воспитанные дети ели мороженое и ругались между собой нехорошими словами; мои дети на них посмотрели свысока. Фотографии были и симпатичные, хотя, конечно, любительские.
Где-то проходит эта грань между любительством и настоящим искусством, и непонятно, в каком она измерении проходит, но только точно, что не в деньгах дело, не в затратах. Но и не в учености тоже, не в образованности дело. Потому что потом мы пошли на
двор одного дедушки - вывеска так и гласила "Дедушкина галерея" - и там ждало нас совершенно что-то необыкновенное. Тут я просто даже вот умолкну и только ссылки дам на фотографии. Чтобы не заподозрили в рекламе, скажу, что хозяина, кажется, звали Нисим, а на стене дома была надпись "Парикмахерская", хотя внутри была мастерская, дом, на крыльце которого сидел сам хозяин - и он пожал Мирусе руку, когда она вошла - а еще дальше по участку - маленький домашний музейчик евреев Курдистана, в котором почему-то продавали чьего-то домашнего изготовления шоколад. Но, думаю, попав в Цафририм, найти этого Нисима не составит труда.
А потом мы пили пиво "Абир hаЭла", которое на английском пишется A Beer, а на этикетке - рыцарь с кружкой; пиво темное и очень вкусное; а хозяин, именем Арам, рассказывал желающим, собравшимся у прилавка, как он уже семь лет его варит, и как раз на раз не приходится, и поэтому вот вам я посоветую вот это, с красными пробками, шестерку за шестьдесят отдам, а нам он сделал скидку, потому что мы у него и пообедали - чем он нам сам насоветовал. Еда была так себе, но пиво отменное. Конечно, он и ликеры делает, но этим я хочу заняться сам, если все, что мы с Перчиком насажали, к осени околосится, или что оно там должно делать.
А во дворе у Арама лежали бетонные такие плоские камни, четырехугольные и пятиугольные, с отпечатками листьев. Нам они очень понравились, и мы спросили у Арама, где он их достал. "Ах, эти? Щас" - и позвонил куда-то по телефону и сказал потом нам: "Юда Кувшинный вас ждет в Гиват-Ешаягу возле клуба, он обычно на перекрестке Эла продает, но сегодня приехал сюда, выставил их." И объяснил, как проехать.
И мы, еще издалека увидев этого Юду, вдруг как-то поняли, что это наш человек. Что мы с ним подружились, еще не раскрыв рта. Есть такие люди - то ли походка, то ли манера держать голову, то ли что-то еще выдает своего. Я когда-то давным-давно занимался этим вопросом - как системный пипл отличает другого системного пипла. Ни к какому определенному выводу не пришел, но ощущение хорошо знаю.
Мы сразу на месте взяли у него десяток камней, больше бы в машину не влезло. Перевернув один, я спросил: "А почему тут пацифик процарапан?" - "А это мое клеймо. В память о двадцати годах, которые я протусовался на испанских островах. По пещерам, по лесам, рыбу ловил, охотился, аскал. А потом как-то зарубило меня, и поехал я домой, в Израиль. Меня все спрашивали: какого тебе там черта лысого надо? Чего тебе тут не хватает? Тепло, светло, море, лес, тусовка, бабы, дети... А я вот уехал, и тут теперь. Знаешь, здесь есть что-то такое, неуловимое. Я человек не религиозный, даже, наверно - нету досов поблизости? - антирелигиозный. Но здесь есть что-то такое. В языке, в цвете неба, во вкусе воздуха. Здесь я дома." - Ох, сказал я, Юда, и меня вот все спрашивают, а я только это и могу ответить. Что-то такое, неуловимое. Притом ты-то здесь родился, мне труднее...
И после этого разговора решил я заглянуть в их уже клуб, Гиват-Йешаягуевский. А там выставка картин. И художница сама тоже при входе сидит, подошла к ней какая-то тетка, принесла сэндвич (пора отвыкать называть сэндвич бутербродом, в конце концов) и бутылку вина... Если бы я знал, что там внутри вывешено, я бы другими глазами на художницу-то смотрел, а так - тетка и тетка, лет 50, но выглядит на 45 максимум, только кожа возраст выдает, что называется, следы невероятной былой красоты; одета никак, сидит, жует сэндвич, говорит товарке, что вино хорошее, надо бы еще взять.
А картины - вот того свойства, что за душу берут лично и именно меня. А берут тем, что все живое и настоящее, и узнаваемое; но больше того. Не просто узнаваемое, а вдруг родное. Строчка в голове стукнула: "наконец-то знаю, где мои родные края". Природнило меня к той земле, что на этих картинах. И тут я мог бы много слов написать, и даже напишу еще, в другой раз, но сейчас, по отвычке, могу только нагородить банальностей и благоглупостей. Лучше смотрите картины. Не знаю, поймет ли кто. Вот Фаворов поймет, точно. Он чувствует то же, что я, когда здесь, на этой земле. Ведь мы с ним вместе на Бейт-Итаб ходили (ой, а в Сен-Жан-дю-Дезер-то возил ли я его? безобразие, если нет), и в ночной гиловский лес ездили собаку пасти...
Художницу я точно знаю, как зовут - Веред Терри, и живет она в Мате, километрах в четырех от нас.
Вот сайт ее.

Картина называется "Сказали, будет снег". Из серии "Небо". Прямо вот классификация облаков, как у меня.

Или вот. Просто дух захватывает. Не помню, чтобы я когда-нибудь так восхищался чем-нибудь визуальным. Музыка, конечно, другое дело.