pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
В тайкондерогский суд, по размышлении, будет отправлено другое послание, тоже в стихах:

Суд города Тайкондероги!
Я извиняюсь. В рот мне ноги.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Затрудняюсь сказать, сколько времени мы летели: встали по Нью-Йорку в 9, вышли из дома в 11, вылетели с опозданием на полчаса в 14:50, к югу от Исландии влетели в ночь, над Стокгольмом и Ботническим заливом пролетали в полной темени, только светились какие-то странные объекты, я потом понял: парники или оранжереи. Из ночи вылетели над Псковом, сели в Москве в 6:25. Во Внуково тусовались до 10:30, потом сели в самолет, и я заснул, проснулся уже над Критом. Сразу в Израиль не влетали, сделали пару кругов над морем. Сели с опозданием на час, где-то около пол-четвертого, что ли. Дома были в пять. Сейчас почти час ночи. Вычитаем семь, получаем в Нью-Йорке вечер послезавтра.

Саша позвонил в самолет, сказал, что он сидит в Olive Tree и кушает борщ и мак-н-чиз. Я попросил передать привет и наилучшие пожелания борщу. Он мне понравился особо.

Потом мы наблюдали изумительный закат над облаками в северной Атлантике. А еще потом были освещенные луною облака над Гебридами и Фарерами.

Во Внуково действительно стоят HelloBox и PatriotBox, первый продает чехлы для айфонов с Путиным, второй - футболки с Путиным. Еда в "Му-Му" снова порадовала не только экзотикой - морс, пирожки, салатики всякие, но и качеством, а про цены и вспоминать грех. Хотелось бы только, чтобы табло с рейсами было не одно на весь заграничный отсек в пару километров длиной, а побольше. Может, меньше пришлось бы звать опаздывающих пассажиров на рейс.

JFK оказался удивительно простым по части прохождения - все эти многократно воспетые процедуры безопасности для израильтянина просто смешны. К тому же, все битахонщики (поискал русское слово и не нашел) улыбаются и производят впечатление людей, искренне желающих помочь. Да и помогают то тут, то там. То в короткую очередь направят, то разрешат коляску не разбирать, то ребятенку глазки состроят.

Здесь хотел сказать про американские улыбки, но, боюсь, не хватит пороху. Или потроху. Но это чушь - imho - что американская улыбка дежурная и ничего не означает. Они улыбаются ровно потому, что у них хорошее настроение, и им по правде приятно тебя видеть. Даже если ты им не обещаешь немедленно дополнительного заработка, как меня уверяли. Просто им приятно видеть тебя, и твоего ребенка, и они получают настоящее удовольствие от того, что могут тебе помочь. Ну, мне ведь бывает приятно, когда я могу кому-то сделать приятное, вот хотя бы улыбнуться, не говоря уже про помочь. Вот и им так же.

А русские не улыбаются, потому что боятся, что их не будут бояться. Я видел на одном конце воздушного коридора мулата и негра, которые сажали нас в самолет и забирали коляску: мулата звали Джонатан, и он сказал "какая хорошенькая девочка, давайте оставим ее у нас". На другом конце нас встречали два хмурых работника в зеленом и в оранжевом комбезе; я спросил у них, а где, собственно, будет коляска? один ничего не ответил, другой махнул рукой - "там", и я сказал "спасибо, хорошего дня вам", как все говорят друг другу в Америке, потому что им нравится так говорить. И гробовое молчание и взгляд сквозь были мне ответом - чтобы я не подумал, что я достоин желать его высокоблагородию хорошего дня.

И я сам бываю такой, я очень быстро пристраиваюсь к этой музыке. Но, по счастью, и к той тоже довольно быстро, недели хватило, чтобы вполне тепло начать здороваться с нашими соседями, черными бруклинскими бро, которые сидели день-деньской и ночь-ночьскую на крыльце справа и на крыльце слева, пили что-то из бумажных пакетов, разбавляя минералкой, заводили огромный байк или подъезжали на машине с музыкой таких частот, что по всей улице срабатывали сигнализации у автомобилей попроще. Они здоровались со мной, а я с ними, и я понял, почувствовал, что они нормальные ребята, и когда надо было, скажем, получить посылку, я был вполне готов пойти и потолковать с ними, чтобы они взяли посылку у посыльного и передали нам вечерком, когда мы вернемся из наших шлянствий.

Можно жить с такими соседями. Не страхом единым жив человек. Есть что-то еще, и его можно нащупать, даже мне.

Как-то утром, часов в десять, что ли, мы выходили из нашего бейсмента, а сосед слева уже проснулся и сидел у себя на палисаднике (ну, так ведь это называется?). Перед ним на столике уже лежали две зеленых пачки сигарет, бутылка минералки, и перед оградой колготился его приятель, такой, с кривыми зубами и волосы в сеточке. У них еще была такая музыкальная коробочка, размером с кулак, но басы дает такие, что и S-90 рижской выделки было бы не стыдно. Играет у них что-то вот из одних этих басов и состоящее, и поверх басов немелодичный грубый голос быстро и неразбочиво ругается английским матом, а время от времени подпевают телки. Услышав эту музыку, Плюша начинает приседать и крутить попой, улыбаясь ангелически, румяная, златокудрая и благостная, как тутти у Тициана. От этого зрелища пробитые суровые черные бруклинские бро полностью сходят с ума, они начинают восклицать хриплыми басами "Е, бэби! Щиз ма пати бэби!", хлопать в розовые и бурые ладоши и улыбаться редкими, но белоснежными зубами. Они зовут посмотреть на это чудо друзей и соседей, бегут за айфоном, чтобы снять его на видео, и с того момента мы - их лучшие друзья, и грешно же не здороваться с друзьями, правильно? Это даже русский человек понимает.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Интернет у хозяев престранно взаимодействует с моим рабочим компом, а печатать на телефоне ну уж совсем неудобно, поэтому записок не было несколько дней. А вовсе не потому, что мы с Фаворовым бухали всю дорогу. Вот нет. Вот не всю.

Статуя Свободы и остров Эллис.

Статуя Свободы производит впечатление не художественными своими достоинствами, а, конечно, инженерными. Это была замечательная идея - обшить каркас медными листами, и автор этой идеи вполне заслуженно получил потом заказ на башню, без которой сейчас не вообразить одну довольно известную европейскую столицу. Заслуженно, заслуженно. Пьедестал, на который значительно меньше обращают внимания, как раз художественно весьма и весьма производит впечатление, хотя и несколько странное; ну, необычное. Непривычны выразительные средства, стилистика незнакомая у этой архитектуры. Как вот эти псевдоготические башенки и барбаканы (?) на крышах небоскребов - в которых прячутся лифтовые машины и резервуары с водой. Симпатично, но не до конца понятно, не вполне объяснимо. Тем, кто в этом вырос, видимо, и вопрос не приходит в голову, мир просто вот так выглядит: в нем вот такие посудомойки (а я никак не пойму, как в них расставлять посуду), вот такие пробки в ванных (я так и не научился их затыкать) и отсутствие гибких душей; вот такая еда (а нас воротит от количества сахара или перца) и вот такая архитектура, вот такие пропорции, набор элементов и, как поет группа "Девять", "прочее. Мы имеем такое вот прочее."

А что еще производит впечатление, так это сама идея - поставить эдакую высоченную дуру так, чтобы всем кораблям ее было видно аж за полдня пути, и чтобы с суши тоже. Самая высокая ведь конструкция была в окрестностях довольно долгое время. Но вот тут, вот концептуальными идеями русскоязычного израильтянина ошеломить как раз очень трудно. Вот чем-чем, а концептуальными безумными идеями - вот трудно. О чем я сразу подумал - это о том, что напротив нее на другом конце земли должен, должен-таки был стоять Ленин на крыше Дворца Съездов и тянуться рукой к ней. Тогда мы рано или поздно сыграли бы им такую свадебку, что мир бы закачался. А чего? Она свет народам несет, и он тоже. Оба прекрасные такие, как Охтинский мост.

Конечно, символика вся эта. Конечно, масонские знаки на граните бывшего форта. Не без этого всегда. Масонские знаки, подозреваю, еще неандертальцы любили рисовать; впрочем, неандертальцы, возможно, были ребята искренние и бесхитростные, за что и вымерли; а вот у более поздних всенепременно, то мужик в скафандре, то солнце с рогами - эзотерика для всех.

Гораздо больше трепета испытал на Эллисе. Сходя с пароходика, объявил детям: вот, представляйте себе. Как мы собрали вещи, распродали хозяйствишко, распрощались со всею родней, долго добирались до парохода, потом на пароходе в черти каких условиях тащились три недели, и вот теперь сходим на этом острове - вот мы, с мамой, с Плюшей на коляске, с рюкзаками нашими. И заходим в этот зал. И там стоит огромный негр, а мы негров видим первый раз в жизни. Страшно, ага? Вот. А сейчас будем сидеть и угадывать, когда назовут наши имена. А потом будут по-английски нас допрашивать, а кто из вас, дети, английский знает? а? Так-то, дети. А потом еще возьмут да развернут обратно... В общем, проник детей трепетом, да и сам проникся будь здоров.

Сбоку там есть очень хороший уголок для детей: с картинками, с фотографиями, с карточками: какие вопросы тебе зададут, как ты на них ответишь, пустят тебя или развернут, или оставят на острове в карантине или до выяснения; как медицинское обследование будут делать, надо ли уметь читать; какие игрушки ты с собой возьмешь, и поместятся ли они в баул; какую еду будешь есть, когда окажешься в Америке... все такое, очень правильное.

Экспозиция первого этажа рассказывает - при этом безо всякого сю-сю - каково приходилось новоприехавшим. С цитатами из дневников, с голосами, с рисунками. Как каждая эмиграция закреплялась, с какими трудностями сталкивалась. Вспоминает человек, как шестилетним мальчиком привез их отец на купленный участок, а там вместо земли и дома - лес густой и сарай дырявый. А уже стемнело. Ну, отец говорит, придется немало деревьев повалить, чтобы с соседями переговариваться. Тут волки завыли. Дети в истерику. Отец говорит, собирайте хворост, разводите огонь. Вот так первую ночь переночевали. Дальше всякое было, со временем устроились. Или как мормоны тянулись в степь, караванами... Или как по морю аж три месяца плыли откуда-то, из Швеции, что ли, какие-то преследуемые по религиозной части, три месяца только молитвы да морская болезнь... Видели мы, читает женщина, величие Господа на суше, но на море его премного больше. Как негров везли - ну, это мы более-менее близко себе представляли. После провоза через океан, перед аукционом, их мыли, лечили, раскармливали, чтобы товар лицом показать. Покупатели за сильных негров аж дрались, слабых отдавали в нагрузку. Потом как китайцам запрещали въезд, а они въезжали по поддельным документам - "бумажные дети" американских граждан, у одной тетки 800 таких детей было. Ирландцам тоже приходилось доказывать, что они люди вообще, тоже немало было борьбы. Была, оказывается, такая программа - из городов Восточного побережья сирот и детей из малоимущих семей отправлять на запад, в приемные семьи на фермы. Целыми поездами. Одни так просто в батраки попадали; другие делались как свои собственные дети, крепли там, на свежем воздухе, возвращались с деньгами, а то родителей вытаскивали к себе. У ирландцев - отчего вспомнил - свое было такое общество, альтернативное, потому что они боялись, что их детей протестантами заделают.

Музыка, наконец. Показаны несколько истоков, потом - как они сливаются, и что получается в результате.

Мафии, землячества, общины, самоуправления всевозможные; и как они там перемешались и научились друг с другом обращаться аккуратно, потому что иначе всем крышка. Отчасти потому, что этические основы у отцов-основателей были вот такие, какие были - протестантские, революционерские, социалистические, масонские - вот такие, какие были. Принцип, что все люди равны, ведь очень был революционный принцип. Что значит все люди? И жиды, что ли? Или вот китайцы - они тоже люди, что ли? А отчасти потому, что инстинктивно как-то чувствовали - ну, мне так кажется - что можно жить вместе, если держать друг от друга определенную дистанцию. Типа, да, они ирландцы, но они на той улице, а мы на этой. Мы к ним не лезем, они к нам не лезут. Когда бизнесы были поделены, могла наступить какая-то тишь, гладь и благодать. Подробностей не знаю, я тут совсем недавно. Я об Америке и ее истории, честно говоря, знаю гораздо меньше, чем о какой-нибудь Польше.

На второй этаж - собственно, процедурный - не хватило времени. В следующий раз. Видел там комнату, где делали психический тест - с фотографиями докторов, которые такие тесты разрабатывали; залы, где выдавали билеты на железную дорогу. А может быть, продавали, не успел понять.

Еще там база данных по 22 миллионам эмигрантов. Я поискал Шендеровичей - не нашел.

Волна в Гудзоне сильная, качает мощно, не как на Неве.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Были в Гринвич-Виллидже. Каким он был тогда, представить себе трудно. Все меняется. Это даже у нас видно, по Хайфе и Иерусалиму видел даже сам: был район приличный, аристократичный, жизнь немного изменилась, народ побогаче выехал куда-то, въехал народ попроще, потом опростился уж вовсе, цены упали до полу, начали заселяться студенты и вольные художники, некоторые из них стали знаменитыми, о районе пошла слава, стали въезжать и селиться ценители с деньгами, цены выросли, художники пропали... такая карусель, длинная. На Вашингтонской площади (на самом деле она, должно быть, площадь Вашингтона) стоит сильный запах шмали - не нашенской, басовый такой запах, густой и сытный. Играет барабанщик - белый, а негры перед ним куражатся за деньги. Немолодой веселый негр пускает гигантские пузыри - наши дети набросились на него, от мала до велика. Плюшенька старательно опускала палочки в ведро с раствором, но пузыри как-то не получались ни у нее, ни у меня. У Эрика получались огроменные. Негр и Эрика, и Мируху засовывал в пузырь, я снимал видео: он сам потом подходил посмотреть, очень заботился, как вышло. Под аркой стоял рояль, на нем какой-то гражданин играл бойко, но не очень аккуратно вариации на Гершвина.

А потом Саша отвел нас в "Olive Tree", такую столовую неподалеку, где мне открылся секрет поэзии битников. Тем, кто там бывал, секрет этот, наверно, уже известен. Даже два секрета. Один - это пламенный, неукротимый, по-еврейски жгучий, по-славянски протяжный и неодолимый, по-американски бесшабашный и благостный одновременно, борщ. Другой - это ледяной, коварный, по-англосаксонски обманчивый, по-кельтски мечтательный коктейль "Long Island Iced Tea", после которого Саша так до сих пор и не может найти место, в котором ему его давали. Мы от него внезапно сели на метро не в ту сторону, чего со мной не случалось, наверно, со студенческих времен, а поезд оказался экспресс, и выскочили мы лишь на 125-й улице.

В поезде, видя, что я нервничаю, пожилой мексиканец заметил мне, что дети у меня очень красивые, глаза у них умные, и ведут себя хорошо.

Попадать домой раньше 11 не получается никак. Дети просто героически выносят все тяготы путешествия, а родители, как водится, отгоняют угрызения совести недорогим алкоголем и буйным сексом.

Я некоторое время искал свой образ в этом городе, и в какой-то момент нашел образ многодетного и многочемоданного эмигранта, свежевысадившегося и еще не до конца приземлившегося. В этом образе только фотоаппарат немного лишний, но и сам этот образ тоже, чувствую, эфемерен. В Тель-Авиве перейти из второй части "мы построили эту страну, а вы на все готовенькое понаехали" в первую занимает что-то около трех-пяти лет (и есть специальный глагол от слова "ватИк", который каждый образует в меру своей языковой испорченности). Здесь, мне кажется, срок этот сокращается до считанных месяцев.

Вера говорит, что здесь у нее впервые пропало опасение, что ее где-то не поймут. По-видимому, пришли мы к выводу, здесь в общении люди задействуют какие-то сигнальные системы, которые развиты у нее. В Канаде у нее такого ощущения не было. У меня всю жизнь больше тревоги вызывает ощущение, что я чего-то не пойму и вызову на себя какие-нибудь таинственные неприятности. В Нью-Йорке я отчетливо чувствую, что ощущение это существует только во мне, что окружающему миру довольно-таки все равно, пойму я его правильно с первого раза или нет. И довольно все равно ему, правильные культурные коды я излучаю или не совсем; излишне я вежлив или нет... как-то вообще ему довольно все равно, как я выгляжу в его глазах, пока я не совершаю чего-либо противоправного и антиобщественного. Мне прощается здесь любая мелкая странность. Хочешь - будь an Englishman in New York, хочешь, притворяйся негром преклонных годов, хочешь - непреклонных, хочешь - выгляди скромным, хочешь - вызывающим; хочешь - привлекай, хочешь - отталкивай; свободу быть собой этот город за тобой признает. Это очень, надо сказать, терапевтическое, успокаивающее ощущение. За ним хочется приезжать. Кажется, что что-то очень важное может во мне измениться от этого. Вот сегодня, заказывая детям пиццу, вдруг взял да и перестал нервничать от того, что про меня думает продавец, пока я никак не могу решиться, чего заказать и как построить, чтобы и мне вкусно было, и детям понравилось. Вот как-то пропало это беспокойство. Да ничего он не думает. Отдыхает он, пока летит. Максимум, может быть, думает, пора уже помогать мне или нет. Какое-то ощущение взрослости - уже не первый раз, кстати, первый раз как-то смутно отловилось в метро или тоже в какой-то лавочке: что я могу выглядеть неуверенным, нервничающим, могу делать резкие, скованные движения, выдающие неуверенность - и ничего мне за это не будет. Могу излишне извиняться - и ничего такого. Могу с неграми-соседями разговаривать на книжном английском, который переводил - и ничего мне за это не будет плохого. Терапия какая-то. Можно быть собой, по-взрослому.

Надо приехать сюда пожить на месяцок.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Сегодня - бруклинский Ботанический сад, очень милый, не очень большой, жарко там было. Хорошая площадка для детей, у которых хватает терпения играть в предлагаемые игры - "угадай плод по описанию", например - и читать инструкции. Сто один год уже там функционирует огород для школьников, школьники приходят, чего-то сажают, следят, как прозябает оно там. Красивый японский уголок и аллея вишен, весной, наверно, головокружительно. В целом очень уютно, народу мало, молодежь, старички, туристы. Храм Инари в японском уголке: Мира сказала почему-то "там храм для больных лисиц". У входа лисицы каменные сидели, у одной под лапой что-то круглое, у другой что0-то квадратное с завязочками. Народ кладет деньги - японцы, наверно - долларов десять мелочью под каждой лисицей.

Потом мы приехали на Брайтон-бич, посмотрели, какой он там. Посмотрели только главную улицу, которая убрана под грохочущие рельсы подземки. Очень забавно, а точные ощущения пока не могу сформулировать. Вроде и Бат-Ям, и не Бат-Ям... Ну, ладно, позже.

Сам Брайтонский бич - семь километров песка и деревянная палуба, уходящая в закат, а на фоне заката - Кони-Айленд, воспетый Маяковским и Томом Вейцем. Парашютная вышка и кусочек колеса обозрения. Инженеры тут работали, однако, талант на таланте, в Париже одна Эйфелева башня, а тут на каждом шагу что-нибудь такое. На пляже в беседке русская дринч-команда срется с каким-то негром, аж за грудки. У всех очень неплохой английский. Мимо проходят два казаха, один другому по-русски что-то объясняет и смеется. На детской площадке столпотворение, пенсионеры играют в домино и шахматы, бабушки и дети с очень хорошим, слишком хорошим для Израиля русским - отметили все, и дети в том числе. В том числе азиаты, которых у нас ну совсем мало.

И вот негр, торгующий из киоска русскими газетами, российскими и местными - это очень сильно. Надо было сфотографировать, но как-то не сложилось.

Ужинали в ресторане "Сковородка", туда приехал Псой, и мы имели беседу о семье и личности. Главная Пашина идея заключается в том, что, когда разрешили разводы, то люди разучились сживаться друг с другом - уважать друг друга, принимать и прощать слабости, уступать где-то в чем-то. И поэтому теперь так мало длительных браков. А нужно вместо того, чтобы проигрывать в шашки, начать выигрывать в поддавки. Этому учил Иисус. Я сказал, что есть еще один путь, но мне его сейчас не сформулировать. Ага, засмеялся Псой, есть, Будда его продвигал. Вообще, да, не дурнее нас люди думали над этим вопросом, наверно, много важного уже наоткрывали. Тем более, что пока не разрешили разводы - это ведь произошло если не оттого, что, то по меньшей мере одновременно с внедрением ценности личности, индивидуализмом вот этим - и семья-то была не союзом двух душ, а гораздо больше общим хозяйством. Поэтому мы и сейчас во многом думаем о семье, о браке, именно в этих терминах, общее хозяйство и дети как элемент его.

Вода в Атлантическом океане тут бурая и весьма соленая. И холодная, но только поначалу. И ветер, и чайки.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
В Саратоге-спрингс пополудни. Где-то далеко-далеко за домами по-американски надрывно и прерывисто кричит поезд АмТрака на Монреаль. У него есть остановка на полустаночке Форт Тайкондерога, очень милое местечко. Полустанок по нашим меркам. Меньше даже, чем бывшая станция Наан. Даже разъезда там нет. Просто сходит народ с нью-йоркского поезда и оказывается в Тайкондероге, между озером и кукурузным полем. Или садится со своими чемоданами и едет в Монреаль. Говорят, поезд муторный, едет долго, но с комфортом.

Ночью мы вышли покурить, перешли через Бродвей и внезапно попали в Колпино - редкие фонари, темные пятиэтажки с редкими окнами, пустыри (днем оказались газонами) неразборчивые сквозь кусты и деревья неоновые вывески, вполне могущие оказаться "Канцтоварами" или "Продукты 24 ч". Стоит повернуть голову - там уже Америка, а вот если не поворачивать, то Колпино. Ну, и на чуваков на парковке, что говорят по-английски, после Израиля не вскидываешься уже, говорят и говорят, может, они американцы, что такого.

Из последних вещей, которые я ожидал от Америки - это какая же она красивая. И в больших пейзажах, и в мелочах. И как гостеприимно выглядят те ее части, которые мы видели - Адирондак, озера, кусочек Вермонта, вот Саратога эта. в какой-то момент я понял, почти почувствовал то, что заставляет американцев так любить свою страну. Их земля очень хорошо к ним относится. Принимает хорошо.

И они на этой земле очень лихо обустраиваются - по-разному, но все сносно. Сашка говорит, два-три слоя, примыкающих к твоему, понятно, как живут, а остальные кажутся полными инопланетянами. Но все функционируют как-то.
pechkin: (псина)
Первый шок от Нью-Йорка ещё не прошел, жду. До горизонта одни дома, машины и люди, очень страшно. На соседском крыльце сидят страшные негры, разговаривают непонятно, пьют из мешков чего-то, мотоциклы, кепки, браслеты и цепи, все вот.это. арсы в кубе. Машины с разноцветной подсветкой и музыкой такой громкости, что глохнет даже хозяйский телевизор с войной на первом этаже. Очень трудно понять, есть в этом агрессия или нет, потому что коды другие, читаются либо по-другому, либо вовсе никак.

Чёрная татуировка на негре - это сильно, это практически искусство ради искусства. По платформе прошёл блондин- кришнаит, нервно подергивая лицом. Жена сказала: "как в шестидесятых!" так ведь нет. Тогда это была поза, сейчас - образ жизни. Он, наверно, чётки свои перебирает в мешочке, даже когда его никто не видит.

В метро видно, как люди, с одной стороны, ведут себя более свободно и раскованно, чем я привык, а с другой более аккуратно сохраняют между собой дистанцию. Отодвигаются на свободный край сиденья, а то и вовсе остаются стоять. То же, что с домами - отдельными, но без заборов. Чувствую, что это должно иметь отношение к запрету оставлять одних детей до 12, что ли, лет.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Помимо неудобных смесителей, американцы ещё совсем почти не пользуются галогенными лампочками, хотя и любят накладные потолки с ледами. Поэтому от всех лампочек бьет столб жара, что весьма ощутимо при здешних летних температурках. А ещё у них, похоже, совершенно нет системы в том, какое положение выключателя on, а какое off.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
На домах в этой местности, Крайнем Севере Дикого Запада, приделывают следующие знаки:

1. Пятиконечную звезду (стоящую на "ногах") разных цветов - черного, белого, синего, редко красного. В сельской местности два дома из пяти так помечены.
2. Орла с распростертыми крыльями
3. Солнышко, иногда с полумесяцем внутри
4. Венок
5. Круглую розетку с кружками разных цветов, чаще всего национального флага

Еще на домах часто вывешены флаги самых развеселых расцветок, с цветами, колибрями и дельфинчиками. Смотрится на фоне серого неба и строгой растительности крайне дико. Нам сказали, что для того и вешают, и что это вообще забыли снять с прошлого Хелоуина. По поводу звезд никто ничего сказать не смог.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Проезжаем вчера мимо то ли школы, то ли больницы, то ли пожарного депо. "А почему флаг приспущен," - спрашиваю. Ну, я никогда не отличался четкостью в календаре, не только в отпуске.

Девочка Плюша вчера на прогулке вокруг дома, когда хотела, чтобы я шел дальше, вставала за мной и подталкивала под коленки.

Вчера утром была дневка, а вечером ездили на речку кататься на надувной лодке и ловить рыбу. Рыбу не поймали, у лодки разной длины весла, не крепящиеся в уключинах. Но природа - етить.

Сегодня залезали на Лазурную гору, пейзажи головокружительные.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
А вот мальчик Яша, 11 лет, сидит и рассказывает нам, что первый урок у них начинается в 7:30. Science. Уроки до трех дня. Если ехать на школьном автобусе, то вставать надо в пол-шестого - далеко живет от школы. Если мама подвозит, то можно на час позже. Все, что я говорил об американском образовании, беру обратно.

К тому же, профессоры живут так на отшибе, что ни до какого одноклассника пешком не добраться, только на родителях и на машине.

UPD: у школы всего 12 автобусов, площадь сбора учеников огромна, поэтому в один присест они не успевают забрать всех, и забирают-развозят в два присеста, сначала старших, потом младших. Младшим дают поспать, у них школа начинается в 8:45.

Но все равно жесть. Наша Муха в восемь просыпается-то с трудом.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
Пару часов назад под домом заметили такое. Перепугались жутко. Вот случай, когда гуглочки помогли бы, хотя все время ходить в гуглочках тоже ведь не будешь, умом подвинуться можно.

Мируха заметила первая, глазастая девка.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
У кого мы прожили два последних дня.



"И имел с ним беседу", как в анекдоте про Брежнева. Ромка не изменился нисколько, разве что стал поспокойнее и более открытый. Впрочем, это, может быть, я.

Наблюдал, как школьники играют в регби и бейсбол в Северном Йорке. Играют они в экстраклассе, потому что в процессе игры еще должны сохранять на голове кипу.

Следом за улицей Ner Israel к северу по Баферсту (почему они не называют эту улицу Butthurt?), за лесополоской и речкой, находится Jaffari Islamic Center и школа As-Sadiq - под минаретом развевается огромный канадский флаг. С улицы Нер-Исраэль есть заезд в этот центр. Чудны дела твои, Г-ди. Еще дальше к северу притулилась вальдорфская школа.

Имели прекрасный опыт с канадской железной дорогой. Сервис на высочайшем уровне. Поставили на погрузку в вагон первыми - мы были единственные с детьми - проводили до лифта, помогли баулы поднять в вагон. Проводники в самом поезде попались разговорчивые и веселые, правда, похоже, франкофоны. Впрочем, канадцы вообще народ не отмороженный, просто держатся в рамках. Видя нашу готовность из рамок выйти, с легкостью выходят и сами. Поезд Торонто-Оттава маленький, пять вагонов всего. Таких поездов семь в день. В поезде вай-фай, кресла откидываются, пеленальный столик в одном из туалетов, то и дело ездит стюард с закусочкой и запивочкой. Каждый раз что-нибудь шутит.

Потом мы переходили американскую границу. Застава была совершенно пуста, и израильские паспорта ребята видели, вполне возможно, впервые в жизни. Несмотря на пять стоек, ездят там только местные, и работа пограничникам выпадает (так сказал наш проводник из туземцев) хорошо если раз в сутки. Тем не менее, нам сделали очень строгие ирландские физиономии поверх бронежилетов (фамилии бойцов были Хеннеси и, кажется, Фергусон... нет, пусть будет Баллантайн, раз уж Хеннесси), долго изучали наши паспорта (поругивая медленные компьютеры), сняли отпечатки пальцев (почему-то только с правой руки, хотя по-английски, по-китайски и на хинди было написано, что надо обе) и спросили "Кто будет платить?" Пересечение границы стоит по шесть долларов (уже американских, почем они там сегодня?) с паспорта.

Теперь заканчиваются впечатления канадские и начинаются американские.

На южном берегу св. Лаврентия все немного по-другому. Небо более серое (возможно, потому что свечерело); лес более желтый - на канадской стороне осень еще не началась, а здесь уже да. У обочины дороги видели живого амиша - продавал кукурузу с лотка. Борода и шляпа, черный сюртук - "кого-то ты мне напоминаес, тетя!" Только красный нос картошкой и нарушал картину. Домики в Америке выглядят значительно страшнее канадских - покрашены хуже, покосившихся больше; местами сильно напоминало Всеволожский район конца 1990-х. Все - и домики, и машины, и леса, и луга - чуть пострашнее и посерьезнее канадских. Отчего-то вдруг понимаешь, что некоторые тауншипы по дороге (тауншип - это вроде нашего района, только от райцентра есть лишь магазин) - современники вообще-то Пушкина. Нам напомнил об этом наш проводник из туземцев, профессор одного здешнего университета. Потом на полях и лугах вдоль дороги стали попадаться пасущиеся олени. Говорят, изрядные сволочи, по весне сжирают все посадки, особенно любят тюльпаны - отъедают цветы, остальное бросают.

Никакими индейцами и духами вот тут не пахнет пока совсем. Кстати, уж скорее эльфами. Но нюхать начну завтра. Но что-то геймановское улавливаю уже. Это страна людей и земля людей. Пол Беньян тут правит, а не король Артур и не королева Маб. Хотя - при таком раскладе эльфы как раз и заводятся порой, они любят, когда внимание обращено не на них, они заводятся в щелях восприятия.

Прошу прощения за некоторую сумбурность мыслей.

June 2025

S M T W T F S
1234567
8 910111213 14
15161718192021
22232425262728
2930     

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 17th, 2025 06:02 am
Powered by Dreamwidth Studios