(no subject)
Jul. 29th, 2020 01:40 pmDavid Anthony, The Horse, The Wheel And Language, ISBN 978-0-691-05887-0, p. 385.
Люблю такие смелые и красивые выводы. Спорить с ними не умею, поэтому люблю тихо, на расстоянии.
Бездельник-со-Стены [Wag-at-the-Wa'] – таково шотландское название существа, похожего на брауни, чье любимое место – пустой котловой крюк над огнем. Покачать этот крюк означало позвать Бездельника-со-Стены в гости. Он изводил ленивых слуг, но очень любил детей, и его смех слышался между другими голосами в минуты домашнего веселья. Описывали его как забавного старичка с короткими ногами и длинным хвостом, одетого в красный, а иногда серый плащ и синие штаны, со старым "перникапом" – ночным колпаком – на голове и перевязанной щекой, потому что его постоянно терзает зубная боль. Он очень не любит, когда в доме пьют что-нибудь крепче домашнего эля. Как и другие духи, он изгоняется знаком креста {[WH_FLOTNC], pp. 256-7}.
В Англии, в Херфордшире, брауни тоже пользуются котловым крюком как насестом. В "Херфордширском фольклоре" Э. М. Лезер пишет: «"Качалка" – железный прут над очагом, на который вешали котлы и кастрюли – раньше делалась с крючком. В Крассвелле говорили, что это насест для брауни; пожилая леди, еще жившая там в 1908-ом году, помнила "качалку брауни" в ее старом доме в Кьюсопской низине. Если на качалке не было крюка, рассказывала она, то на нее подвешивали подкову кверх ногами, чтобы брауни было на чем посидеть.» {[EML_TFLOH], p. 48}. В Херфорде, как и в других местах, брауни были ненадежны и обидчивы, потому что Э. М. Лезер продолжает: «Иногда брауни обижался, считая, что ему уделяют недостаточно внимания, и самой любимой и частой формой его мести было прятать ключи от хозяйства. Ключи можно было вернуть только одним путем: все домочадцы садились вокруг очага, положив на его полку пирожок – просьбу о мировой с брауни. Все сидели в полном молчании с закрытыми глазами, пока брауни не швырял со всей силы ключи в стену за спинами сидящих. Так делали в Портвэй-Инне, что под Стаунтоном-на-Вае, семьдесят лет назад.» {[EML_TFLOH], p. 48}.
Говорили, что на одном постоялом дворе в Сомерсете водился дух той же капризной и безвредной природы, который также представляется мне духом очага. Р. Л. Тонг записала следующий рассказ о нем весной 1964-го года – сразу, как услышала эту историю:
Чарли – это хоб, который до сих пор водится на постоялом дворе Холман-Клэйвел в Блэкдаунз. В этом году я встретил женщину, которая живет рядом с Холман-Клэйвел, и как только речь зашла о Чарли, она заулыбалась и захихикала. Она сказала, что он большой забавник, но никогда не делал ничего плохого. В округе все его знали. Поперек главного зала Холман-Клэйвел идет громадная балка, которую называют Глинобитным Колесом [Cob Wheel]. Сам дом очень старый, и построен из глины с соломой [cob, packed clay], и в его устройстве непременно присутствует "Клэвви" или "Клэйви" [Clavvy, Clavey], то есть, балка над очагом, которая, конечно же, дубовая [holly] – почему и "Холман". Так на ней-то Чарли обычно и сидит.
Однажды, когда эта моя знакомая была там, ее попросили помочь соорудить обед для местного фермера, и они стали накрывать на стол. Они вынули серебро и льняную скатерть, все очень красиво разложили, и одна из служанок сказала: "Ох! Не любит Чарли этого!"
Ну, а что – ничего поделать они не могли. Стол был накрыт великолепно – все гордились таким столом. Все, что они могли сделать – это закрыть дверь и надеяться, что все обойдется. Перед тем, как прибыли гости, служанки вошли еще раз, чтобы убедиться, что все в порядке. Дверь все время оставалась закрытой, но стол – стол оказался пуст. Все кружки висели на своих крюках; серебро было аккуратно убрано обратно на место. Чарли определенно не любил этого.
Указание же о бытовании таких домовых у восточных славян встретилось мне только вот совсем недавно:
Формула «От стрешника, Поперешника, / Полового, / Домового, Человека злого» (Запорожец 2007: 41) воспроизводит модель фразеологизма встречный и поперечный (‘всякий, кто бы ни попался’), что, вероятно, поддерживается значением слова поперечник ‘противник, спорщик, делающий все наперекор’ (Даль 1989, I: 271; III: 299) и коррелирует с упомянутым далее человеком злым. Однако присутствует здесь, по-видимому, и демонологическая семантика: встречный или стрешный – ‘род нечистого, как леший, полевой и пр., который шалит по дорогам и перекресткам, сбивает проезжих и портит лошадей’ (Даль 1989, I: 271), что в свою очередь «рифмуется» с домовым. Кроме того, стреха, стрешка – ‘крыша, кровля, ее нижний край’, а поперечина – ‘поперечная балка в постройке’ (Даль 1991, IV: 339; СРНГ. Т. 27: 307), т.е. речь идет о верхней, п о т о л о чн о й части избы, каковая, естественно, соотносится с п о л о м. Соответственно, стрешника-поперешника вместе с перечисленным тут же половым, можно понять как мифологических хозяев, микролокальных (и, вероятно, фантомных) версий названного далее домового (Левкиевская 1999: 121).
Расама́ха — какой-то грозный дух. Белорусцы представляют его страшным чудовищем, состоящим из половины человека и половины льва, т.е. задние ноги его и другие части до груди — человеческие, остальные же — львиные; весь он покрыт длинною, самою белою шерстью; ходит на задних ногах. Верят, будто Расамаха всегда живет в коноплях (куда девается зимою — неизвестно) и выходит только ночью для приискания корма; верят так же, будто она, увидев нескольких людей, нападает на самого молодого из них (старых не трогает); напавши на свою жертву, она не душит его, но, прогрызя у живого череп, высасывает мозг; высосавши же мозг, тело бросает.
Комментируя известное свидетельство Геродота о неврах, которые умели оборачиваться волками, П.М. Шпилевский отмечает: "К свидетельству Геродота прибавим то предание жителей пинского Полесья (Минской губ.), что Овидий жил некогда возле нынешнего г. Пинска в пещере, на высокой горе, окруженной со всем сторон озерами и черотом (тростником большим), куда, будто, ссылали его за дерзкие стихи..."[21]. К этому месту П.М. Шпилевский делает примечание: "Записано с уст народа"[22]. Кажется, комментарии в этом случае излишни.
Далее П.М. Шпилевский продолжает рассуждать об Овидиевых "Метаморфозах": "Очень может быть, что Овидий, живя между нынешним пинским Полесьем и Приднепровьем, подслушал белорусское (неврское) народное предание о вовкалаках и, на основании его, написал известные "Превращения"..."[23]. П.М. Шпилевский даже предполагает, что Овидий сначала написал свои "Превращения" "на нынешнем польско-пинском или белорусском наречии", но после "вероятно, увлеченный чувством народной гордости, как римлянин, не хотел обнародовать своей поэзии на чужом языке (варварском), боясь тем оскорбить латинских муз"[24].
Наиболее ценными для исследователей славянской мифологии были сведения о Перуне, Чуре, Яриле, так как они имели уникальный характер и ничего подобного ни у белорусов, ни у русских, ни у других славянских народов ни ранее ни позднее не фиксировалось. Материалы Древлянского о Яриле, Перуне и Чуре многократно пересказывались и анализировались в последующих сочинениях по славянской мифологии.
А.Н. Афанасьев в своих знаменитых "Поэтических воззрениях славян на природу" [5] на десятках страниц пересказывает наблюдения Древлянского.
П.С. Ефименко положил свидетельство Древлянского о Яриле в основу своей мифологической реконструкции, согласно которой Георгий Победоносец в славянской традиции принял на себя черты языческого Ярилы[6]. Аналогичным образом А.К. Киркор в популярной статье о пережитках язычества в Белоруссии широко использовал сообщения Древлянского[7]. К БНП спорадически обращаются и современные исследователи славянской мифологии. Так, например, В.В. Иванов и В.Н. Топоров подробно обсуждают сообщение Древлянского о Яриле и признают его вполне правдоподобным[8].
He muʃt run a Tedder of Hair (which bound a Corps to the Bier) in a
Helix [?] about his Midle, from End to End; then bow his Head downwards, as did Elijah,
1 Kings, 18. 42. and look back thorough his Legs untill he ʃie a Funerall advance till the
People croʃs two Marches; or look thus back thorough a Hole where was a Knot of Fir.
But if the Wind change Points while the Hair Tedder is ty'd about him, he is in Peril of
his Lyfe. The uʃewall Method for a curious Perʃon to get a tranʃient Sight of this
otherwiʃe inviʃible Crew of Subterraneans, (if impotently and over raʃhly ʃought,) is to
put his [left Foot under the Wizard's right] Foot, and the Seer's Hand is put on the
Inquirer's Head, who is to look over the Wizard's right Shoulder, (which hes ane ill
Appearance, as if by this Ceremony ane implicit Surrender were made of all betwixt the
Wizard's Foot and his Hand, ere the Perʃon can be admitted a privado to the Airt;) then
will he ʃee a Multitude of Wight's, like furious hardie Men, flocking to him haiʃtily from
all Quarters, as thick as Atoms in the Air; which are no Nonentities or Phantaʃms,
Creatures proceiding from ane affrighted Apprehenʃione, confuʃed or crazed Senʃe, but
Realities, appearing to a ʃtable Man in his awaking Senʃe, and enduring a rationall Tryall
of their Being.