pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
"Но из слухового оконца склада на чердаке того магазина бывало видно на закат до самого моря."
pechkin: (Default)
"- А вот вам, - указал он рукою, - нагляднейшее подтверждение известного закона российской природы: где один поднагадил, там и другому скорее надо. А уж где двое навалили, там третий непременно присядет, хоть бы даже и не хотел. И - пошло-поехало. А дерьмо, как вы и сами знаете, такая уж субстанция, что извести ее крайне трудно, а удерживать в пределах вовсе невозможно. Распространяется, такое-рассякое! Попадет в бочку меда ложка дерьма - и пожалуйста, вот уже бочка дерьма. Ну, хорошо, не ложка - горшок, горшок возьмем на бочку. И Анчаров ведь отмечал, что, достигнув критической массы, дерьмо делается взрывоопасно. А вонь! Она и вовсе газообразна, и занимает немедленно весь отпущенный ей объем.

- Из чего, кстати, следует, что в бесконечной Вселенной концентрация ее исчезающе мала. Можно сказать, нулевая концентрация! Нету никакой вони в бесконечной Вселенной, Иван Менделеевич!

- Я, знаете ли, своему носу более доверяю, чем вашей математике."
pechkin: (Default)
"Факофьев с Айловым-Юкиным нередко спорили, допустимо ли медитировать с похмелья. Тезисом Факофьева в этих спорах было, что с в такие времена бренность и пустотность мироздания настолько ясны, что можно рукой потрогать; Айлов-Юкин же сомневался, возможно ли при этом полностью устремить помыслы на благо всего сущего, и вообще видел в такой стимуляции логический изъян. "Эдак ты, поди, начнешь специально нажираться, чтобы помедитировать потом - хорошенькое отсечение привязанностей!" - озабоченно говорил он. "Да ничего ты не понимаешь!" - вполне по-буддистски отвечал Факофьев; но такого рода буддизм оба они не без оснований называли дешевым.

"Уже прошло седьмое ноября..." - непрерывно напевали в голове Факофьева голоса демонов-защитников веры - одну строчку без конца, и лишь изредка вторую. Факофьев сидел на диване у стенки в позе не совсем уж лотоса, но не совсем и не лотоса. По крайней мере, спину он держал прямо, а глаза - закрытыми. Может быть, он медитировал, а может быть, и нет - он и сам не мог сказать точно. Но во всяком случае, сидеть так ему было приятнее и легче, чем заниматься чем-либо другим.

Айлов-Юкин же сидел за компьютером. Стол был слишком высок, а стул - слишком низок, и Айлов-Юкин то уползал под стол, то сгибался над клавиатурой. Он лазил по интернету. Что, думалось ему, тоже можно в какой-то мере считать своего рода медитацией. Но предмет этой медитации не выглядел достаточно почтенным, да и способ мог бы вызвать нарекания. С одной стороны Айлову-Юкину казалось, что он ощущает спиной неодобрение Факофьева; с другой стороны, "Да какого черта?!" - думалось ему.

- Слышь, Фока? Чего пишут. Человек, пишут, в жизни своей использует лишь пять процентов своего мозга! - Айлов-Юкин ткнул мышью в надпись "Подробно..." - Да и то, я так думаю, это в лучшем случае.

- Допустим, - отозвался Факофьев, не раскрывая глаз. Разговаривать с Айловым-Юкиным было несколько напряжнее, чем молчать, но не настолько, чтобы оставить друга без ответа.

- Нет, но ведь жалко же! Пять процентов! Это ж только подумать, какая жизнь могла бы быть!

- Да ладно тебе, жалко. Ты вон хуем все время разве пользуешься? Тоже, я так думаю, пять процентов в лучшем случае. А какая жизнь могла бы быть?!..

Айлов-Юкин помолчал. Факофьев продолжал сидеть с закрытыми глазами, время от времени едва заметно морщась.

- Это, наверно, знаешь, как что? - сказал наконец Айлов-Юкин. - Это как ты вдруг в своей куртке обнаруживаешь внутренние карманы и понимаешь, что теперь ты можешь в ней не четыре бутылки пива унести, а восемь. Или даже десять.

- Если пять процентов, то это восемьдесят бутылок. У тебя на столько пива денег найдется?

Снова подавленный мудростью друга, Айлов-Юкин замолчал. Интернет вдруг померк, потерял всю привлекательность.

- Ну, восемьдесят не восемьдесят, а на пару найдется. Я тебе принесу.

И Айлов-Юкин вдохновенно встал. Стремление помочь ближнему, благодарность и уверенность в своих силах проницали его светом Тройной Драгоценности.

Факофьев не изменил позы, но от фигуры его заметно повеяло теплом. Демоны - защитники веры в его голове справились с первым куплетом и наконец-то доиграли скрипичный проигрыш."
pechkin: (Default)
Сегодня были в Ботаническом саду. Кайф -- невероятный. От дождя прятались под навесом. Бегали по аллейкам. Фотографировали деревья и цветы. Здоровались с гусями и утками в пруду: "Здравствуйте, вкусные гуси и утки!" Ботанический сад, пустой, пасмурный, в цветах -- ах. Всю жизнь я мечтал работать в ботаническом саду, а получалось все время что-то не то. Это как у Ножникова кто-то где-то говорил: "Понимаешь, всю жизнь тянуло к женщине, а сам мужчина..."
pechkin: (Default)
И вот еще, вспомнилось:

"Старики говорили еще... шо ж они там говорили-то, ё... А, не, ни фига. Говорили вот что. Говорили так. -- Айлов-Юкин прищурился от торжественности. -- "Не всякая трава -- "Белая Вдова"; но всякая трава торкает"! Во как! Ты вдумайся, вдумайся."

И с этим связано где-то в книге Нехемии, цитирует Ланселот Эндрюс: "Если сила господня тебе в радость, то радость господня тебе будет в силу."

А еще -- вот слово "торкать" явно же происходит от слова "торчать", и какое же чудесное слово это -- "торкать"! Где еще, в каком еще языке найдешь такую прелесть?
pechkin: (zima)
Какой сложный день: снятие Блокады, освобождение Освенцима, день рожденья Натслы.

Ножников вспомнился: там у него в "Мельнице над Смородинкой" эпизод, где Борис Маркович роняет кусок хлеба, быстро поднимает его и подносит к губам, как бы целуя, и Васята удивляется: "Ты ж нехристь!" -- а тот поясняет: "Я ленинградец."

Ведь меня к этому тоже приучили, к святости хлеба.
pechkin: (сумасшедший домик на вершине горы)
"Валяясь в болезни на кухонном диванчике, я неоднократно имел удовольствие наблюдать, как Борис Маркович моет посуду. Мыл он ее совершенно особым образом: сначала кружки, потом тарелки, потом различную кухонную утварь навроде поварежек, венчиков, всевозможных лопаточек с названиями, которых никак не мог я запомнить, как не мог запомнить и их предназначения. Потом Борис Маркович мыл кастрюли, потом ножи, потом ложки, а потом вилки. Только в таком порядке, изо дня в день.

Конечно же, однажды я не выдержал и спросил его:

– Это, что ли, в Талмуде написано, что надо сначала ложки, а потом вилки мыть?

– Молодой человек! Во времена Талмуда не было ни вилок, ни ложек,– отвечал Иосифович с такой укоризной в голосе, будто не только сам он живо помнит, как это было во времена Талмуда, но и я был с ним в тех временах и тоже должен бы помнить. – Нет, это меня здесь уже научили. Кержаки эти ваши. Видите ли, говорят они, нож – он всему хозяин и указ. Нож обидеть нельзя. У деревенских если нож упадет, они у него прощения просят. Как у живого. Ну, это, конечно, неприемлемо; но общее уважение к ножу в этих местах вполне понятно и, на мой взгляд, допустимо. На мой взгляд. Ложка – она кормилица. Ее не уважить тоже нельзя – не то перестанет ко рту носить. А вилки эти ваши – немец их выдумал, простому человеку они ни к чему, так, для удовольствия, для удобства.

– Прелюбопытнейшая система, – сказал я. – Тем любопытнее, что вилка, вообще говоря, старше ложки, и намного. Ну, хорошо, допустим – а вот кастрюли почему после тарелок?

-- А вот это я вам в другой раз расскажу. Вам напрягаться нельзя, а это долго объяснять. Это гораздо сложнее.

Так и вышло, что до сих пор я этого и не знаю."

Не лишено, черт возьми, не лишено.
pechkin: (Default)
Кто-то некогда сказал: "Тому, кто громко тоскует по Средним Векам, когда мужчины были настоящими мужчинами, женщины -- настоящими женщинами," -- а я бы тут же вставил "а маленькие мохнатые существа с Альфы Центавра -- настоящими маленькими мохнатыми существами с Альфы Центавра", -- "и жизнь была легче, красивее и проще, я советовал бы, еще прежде, чем он вспомнит о том, что мылся средневековый человек примерно дважды в жизни -- сразу после рождения и, в удачном раскладе, сразу после смерти, причем оба раза не по своей воле -- подумать о состоянии тогдашней стоматологии."

Впрочем, как сказано у классика, может быть, он этого и не говорил.

Короче, сегодня утром меня разбудил веселый Эриковский лепет. Антибиотик подействовал. Вчера он лежал пластом -- сегодня играл с паровозиком (как по-канадски будет "из Ромашково"?), с пластилином, рассказывал стишки про пальчики из садика, кушал бамбу и гамадим (с подмешанным в него еще антибиотиком) -- в общем, вернулся к жизни. אם כי несколько утомленный жаром.
pechkin: (Default)
Все та же рок-опера в каррент-мюзике.

А вот за такие тексты в приличных странах расстреливают. Не дай бог когда-нибудь оказаться в приличной стране. Только в неприличной. Как у Ножникова, не жить в стране, на флаге которой есть красный цвет, не есть устриц в месяце, в котором есть буква "р". Или нет буквы "р"? Все забыл.
pechkin: (Default)
"Старики говорили так:

По первому разу трава никого по-настоящему не приходует. То есть, может колбасить слегка; может плющить. Убить может, если не рассчитать. Ну, прибить, в смысле. Но прихода в первый раз не жди. Не будет его.

И вот почему. С первого раза трава еще подействовать не может, потому что мозг ее действие не способен воспринять. Это как Борхес про единорога писал: он не похож ни на что, поэтому его никто не видит. То есть, видит, но не понимает, что видит. Не _что_ видит он, а вообще -- сам факт, что видит. В мозгу нет тех органов, которые с этим работают. А орган в мозгу -- это паттерн. Паттерн, типа, синапсов. И по первому разу эти паттерны только образуются, строятся. А гонять по ним импульсы до самого конца построения невозможно. А они строятся подо все, под весь процесс, во всей протяженности. От первого зацепа до последних отходняков... До флэшбеков. Они на все настраиваются и подо все строятся. Под все тонкости. Которые, как известно, от сорта зависят... Да... В общем, дело это сложное. И пока весь паттерн, и все паттерны, не построятся, прихода не будет, потому что информация, импульсы не смогут пройти до конца. А там как Лабиринт у Желязного -- когда проходишь до конца, чего-нибудь хорошее всегда случится.

Дак вот. Что еще говорили старики. Говорили еще старики вот что. Что из-за этих паттернов... Вот тут я не очень помню связи, но, в принципе, восстановить не трудно, несложная логика. Из-за, короче, этих паттернов... Они, короче, влияют на все, что человек делает. Это, в общем, как бы понятно и так. А особым образом, говорят старики, влияют эти паттерны на траву, которая при человеке находится, а особенно -- когда человек сам с ней работает. Там, штакетует, бодяжит. Забивает тем более. А пуще всего -- когда человек траву просто выращивает, дербанит и курит. Тогда у них такое наступает слияние и резонанс, что человек просто как бы и не живет уже даже на свете... а где-то там, уже над ним по большей части. То есть, реально эльфом можно стать полным. Это я как бы знаю, что говорю.

И говорили старики наконец, что когда человек курит траву, которую сам вырастил, то это следует называть не травой собственного изготовления, а -- трава собственного сочинения."

Немедленно в Зеленую книгу "Про Это Дело".
pechkin: (Default)
"Видите ли, мужское и женское начало вовсе ведь не ограничивается полами. Это все гораздо глубже. Например, люди весьма отчетливо делятся на тех, которые не могут понять, как это можно любить одну женщину и при этом лечь в постель с другой, и на тех, которые не могут понять, как же этого можно не понимать. Разделяет их пропасть, и преодолеть эту пропасть они могут только на крыльях ума. Тело же вместе с душой, которая в нем заключена, преодолеть эту пропасть не может."

"Как-то у вас очень грустно все получается."

"У меня? Да я-то тут причем? Да и не о том речь, не к тому я это говорю. Точно так же люди делятся на тех, которые не могут -- ну, не могут, природа не позволяет -- понять, как это можно жить в одной стране, а любить другую. И -- на тех, которые не могут понять, как же этого можно не понимать. И пропасть между ними, она та же самая."
pechkin: (Default)
Везет же мне на психов разных... Подвозил вчера человека до Гило. И ехать-то всего минут десять, а успел наговорить:

"Про ЖЖ этот ваш мне все понятно. Огромных масштабов психологический эксперимент и установка по сбору и анализу данных. Огромных масштабов. Ни одно правительство бы такой поставить не могло. Разве что Объединенной Европы... и смотри, как по времени совпало... Но вряд ли. Скорее всего, это ОНИ. Ну, ОНИ. Каждый выбирает по себе. Спецслужбы, масоны, инопланетяне. Людены -- настоящие или клуб одноименный. Матрица-батрица-тётрица. Но ты же представляешь себе, какого масштаба стратегические и тактические данные там собираются, на этих серверах! Такое добро же не может просто так лежать. Кому-то же оно затребуется.

Я, собственно, по методикам начал догадываться. Ну, сети Маркова вот эти, колбасы всякие, которые там регулярно проносятся. Тесты вот эти... Нет, ты вообще хоть раз думал, что результаты этих тестов могут где-то накапливаться? анализироваться? И IP-то засекать совсем необязательно, когда речь идет о таких цифрах. Это ж не про тебя лично хотят знать, кто ты будешь в романе "Мастер и Маргарита" или как там выглядит твой цветочек из юзеров. Это ж статистику собирают!.. да что я тебе объяснять буду, сам пойми, ведь не маленький.

А для отмазки скажут тебе, как твое японской мамы имя. И тоже, кстати, галочку поставят, не надейся.

В общем, ты как хочешь. А я свой журнал закрыл, и не пишу, и не читаю, и юзеринфу всю стер. Только так можно с этим бороться. Начнешь виртуалов создавать -- а они и их посчитают, проанализируют и все прорюхают, да еще и галочку поставят -- вот этот, мол, виртуалов создавал, таких-то, а этот -- таких-то. И связи все вычислят, и стрелочки прочертят. Там, небось, такие батареи суперкомпьютеров работают -- будьте-нате. И нарочно им дезу гнать тоже бессмысленно. Они и ее в свою статистику вгонят, тоже. И по-любому опять всё будут знать. Только полное молчание. Не пришел -- не сосчитали. Как, помнишь анекдот? Иванова не расстреливать, он не хочет. Только так."

[livejournal.com profile] zofar, если кому интересно.
pechkin: (Default)
Вчерашний поход на "Крузенштерна и Парохода"... особенно вот тот номер с гармошкой -- заставил вдруг вспомнить историю, почти свидетелем которой я был. Был такой тоже концерт, такой как бы тоже вот авангардной группы -- в ней еще играл один из наших барабанщиков, уже после того, как ушел от нас, значит, год был порядка 93-го... да... и назывались они... черт, не помню. Что-то лягушачье было в названии, но совершенно не помню, что. Точка еще у них была в каком-то детском клубе в Купчино, не то на Бассейной, которая Турку, значит, не то еще южнее, тоже на какой-то поперечной улице...

В общем, играли они что-то тоже такое, как сейчас говорят, hardcore jazz -- очень задумчивое и очень тяжелое местами, со сбивками постояными, с молотиловом -- наш Димка как раз им идеально годился для этого как барабанщик.

И был у них фронтменом такой парень, тоже я забыл, как звали его -- такой он тогда ходил в вязаной шапочке и с бородкой козлиной. Шумахер, что ли, была его фамилия. Играл он у них на гитаре, но был не основной гитарист, а, так сказать, гитарист-приколист. В смысле, просто на гитаре играть он, должно быть, не очень умел, рифы и всякие хитрости играл второй гитарист, здоровый такой мужик, помнится, спокойный такой -- медведь. А этот, значит, Шумахер был художественный руководитель, придумывал фишки. И пел свои тексты, всякую бессмысленную пургу, но очень страстно и горячо, кривляясь, ломаясь и надсаживаясь. Он обычно с первой вещи уже делался красный, жилы вздувались, движения такие делались судорожные -- ни дать ни взять припадок у человека. А может, и был припадок. Такое оно странное, наше искусство.

И в одной вещи в одной вставке у них все должны были вдруг замолчать, а он брал детскую такую губную гармошку с клавишами, как-то она называется даже, и на ней брал бессвязные ноты. Брал он их с большими паузами, но безо всякой связующей логики. Типа, когда следующая нота в голову придет, я ее и сыграю. Такой хардкор-джаз у нас. Так он солировал сколько-то времени по ощущениям, а потом подпрыгивал высоко, и все вместе вдаряли что-то такое очень мясное на девять восьмых изо всех сил. Нормальная, в общем, фишка.

И на одном сейшене в один прекрасный день вышел он, говорят, на эту вставку, взял гармошку, начал издавать ноты с паузами между ними. Играет, играет... и только вдруг что-то пауза затягивается.... затягивается... вот уже минуту стоит молча, две, три... народ в зале, понятно, сначала пришизел, думает: ну, да, щас притаились, а вот ка-ак грохнут все разом, только уши береги. А он так стоял-стоял, молчал-молчал... потом швырнул в зал эту гармошку и за кулисы убежал. И там схватил пальто, и никто его даже остановить не успел -- выбежал из ДК, вскочил в троллейбус, и все.

Группа их эта с лягушечным названием тут же развалилась, и, надо сказать, никто о ней особенно долго не жалел. Хорошие музыканты потом выплыли в разных других командах, тот же Димка наш и в "Токио" потом играл, и еще где только не; а этот фронтмен ихний, говорят, перебрался в Москву и сейчас там обитает.

И мы еще спорили с Димкой и с его одним другом детства у него на Кораблестроителей как-то в 94-ом -- это просветление было или нет? Я говорил, что да, что вот человек вдруг воткнулся в то, что тишина это и есть самая полная музыка. А Димка говорил, что это был такой мудозвон, что ни о каком просветлении и речи быть не может.

Но факта проявления огромной профессиональной честности и Димка не отрицал. Вот вам и Шумахер.
pechkin: (Default)
"Дело, возможно, еще в том, любезный соседушка, что в открытом море вот этого вашего "ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш" не бывает. Не бывает: прибой -- атрибут побережья."
pechkin: (Default)
“В свое время на этой стене красовалась большая надпись синей краской:

“Если тебе дали линованую бумагу – пиши поперек!
Ф.Ницше”


Ниже карандашом было мелко написано:

Если тебе дали линованую бумагу – не пиши поперек; не пиши вдоль; не пиши вовсе.”

Подписи под этим высказыванием не было.

Еще же ниже красным фломастером кто-то размашисто подытожил:

И главное – ни под чем не подписывайся!!!

М.Ножников, “В кругу шести колонн”. Из книги “Сказки и повести о потерянном времени”, АО “Пикмент”, М., 2004<

Хоть и нехорошо: обещал, кажется, Рыцарю не трезвонить об его удивительном подарке. Но разве можно таким не поделиться? Прости, Витя. Ты всегда можешь сказать, что вообще не знаешь, о чем идет речь.
pechkin: (Default)
Kak, odnako. To, 4to ja v svoe vremja (nedavno, zimoj, 4to li) xotel skazat' Brainu v gorazdo bolee rezkix slovax, uzhe skazano lu4we:

"...доктрина неделания, противоречивая по природе своей. Чтобы иметь возможность не действовать, нужно иметь возможность действовать, ведь тот, кто воздерживается от переворачивания горы из-за отсутствия средств, а утверждает, что выбрал неделание, ибо так велит ему мудрость, лишь выставляет себя на посмешище дешевой видимостью философствования. Неделание надежно, и это все, что можно сказать в его пользу. Делание ненадежно, и в этом его красота; что же касается дальнейших тонкостей этой проблемы, я, если Ваше Величество того пожелает, построю особую машину для диспутов."
pechkin: (Default)
"...Айлов-Юкин часто канючил у Фокофьева: достань кислоты да достань кислоты. Как прочитает что-нибудь очередное, так по новой. Фокофьев неизменно отвечал ему:

- Юкин! Психоделики нужны тому, у кого есть какое-нибудь психодело. Какое такое у тебя психодело?

Айлов-Юкин иногда отвечал на этот вопрос, иногда нет. Но всегда, кроме самых первых разов, бывал за него Фокофьеву благодарен.

Ни разу не приходило ему в голову спросить самого Фокофьева, а какое у того психодело?.."

June 2025

S M T W T F S
1234567
8 910111213 14
15161718192021
22232425262728
2930     

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 15th, 2025 07:09 pm
Powered by Dreamwidth Studios