![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
(no subject)
Жалуйся, жалуйся на жизнь в Иерусалиме – пока не попадешь в места не столь отдаленные, именно – в Бней-Брак, центр мира, про который только и знал-то прежде, что в нем на улице не то Радак, не то Раббак стоит за чахлой колючей изгородью обитый жестью сарай армейского типа, а на нем табличка с облупившимися буквами - «Центральный Районный Дом Учения «Свет Иакова» имени...» - а чьего имени, уже лет двадцать как не разобрать, да и кому это надо – помнить, на чьи именно деньги не построили здесь просторное двухэтажное,со сводчатым потолком и стрельчатыми окнами с витражами, с резным арон-кодешем и мраморной миквой? кому надо, тот пускай и помнит; а вот чего точно никому не надо знать– так это того, что в подвале этой развалюхи как раз и стоит каббалистическая установка работы равов Цфании Абульфуля и Захарии Мендельштурма, которая круглосуточно и ежедневно, за вычетом суббот, праздников и постов Израилевых, не только вырабатывает, но и сама нуль-транспортирует на секретный завод, что между Кирьят-Бяликом и Айн-аМифрацем – четвертое шоссе, автобус № 59 от каньона, остановка «Секретный завод» - чистейший и редчайший авиационный хумус, какого нам с вами не едать стать.
Иди себе по улице, что на карте значится как Герцля, а на местности инициативной группой жильцов переименована в улицу Цадика из Пупыниц – и то сказать, кто такой ваш Герцль, а кто такой цадик из Пупыниц! к нему же ходили все Пупыницы, и вся Колупаловка, и даже из самого Крячича приезжали на телегах, запряженных настоящими лошадьми, спросить, допустимо ли высмаркивать детей в святую субботу, может ли Пресвятой, Благословен Он, создать камень, который не в силах поднять, и как это цадик изготовляет такую дивную крыжовенную наливку. Иди, иди, да представляй себе, как бы ты жил здесь – в квартирёшечке полуторакомнатной на четвертом этаже под раскаленной крышей, окна в окна, сломанные пыльные жалюзи в сломанные пыльные жалюзи с семейством Дуду и Цфиры Леви-Коэн, дай Бог достатка и всяческого благополучия, чтоб они уже переехали наконец отсюда в жилье попросторнее, где встречаться они друг с другом будут пореже, и самим им, и детишкам ихним, откуда они только взялись в таком количестве, уму непостижимо, ведь с полудня до заката Дуду изучает премудрости мироустройства в этом самом Свете Иакова не то в Праведности Праотцев, а после до трех часов ночи во дворе обсуждает по телефону с невидимыми, но, несомненно, такими же – пузатыми и в стоптанных шлепанцах – коллегами свои липовые шахер-махеры, вникнуть в которые, при всей неизбежности соучастия в громогласном разговоре, невозможно, поскольку ни существительных, ни глаголов в речи его практически нет, а одни лишь числительные, да крайне незатейливая брань, а в пять утра Цфира уже будит своих домочадцев и уходит на первую свою в этот день работу; то есть, совершенно непонятно, откуда взялись все эти дети, Господи, надели их сгулою общаться ультразвуком – или на коротких радиоволнах, однова здешнее радио передает одни только хоры мальчиков и мужей в сопровождении эстрадно-ортодоксальных и духовно-клавишных оркестров, которые бесконечно, с торжественностью и пафосом на грани полного идиотизма, повторяют избранные фразы на несуществующем языке.
Поспрашивай, поспрашивай у туземцев – соотечественников твоих, соплеменников, потенциальных твоих соседей и сожителей – где бы тут в девять утра в будний день выпить чашечку кофе с круассаном по дороге на работу – и по изменениям лиц их пойми, какое слово в твоей фразе наиболее напрягает их тысячелетиями тренированный когнитивный аппарат. «Работа» - вус из дус «работа»? Слово это отзывается в их ассоциативных полях двумя лишь откликами: первый – עבודת קודש, служение святое, то, чем они занимаются во всяком месте и всякий час жизни своей, и куда это, спрашивается, надо идти на такую работу, и тем более по дороге пить кофе, да еще с круассаном? второй же – עבודה זרה, и это – название трактата в Талмуде, посвященного идолопоклонству, соблазнам, всяческим непотребствам и пагубам души; и вот уже подозрения нехорошие явственно проступают на их лицах, не обезображенных печатью производительного труда и грехом плотского, материального умствования. Трудиться в поте лица своего – таково было проклятие Адама за грех гордыни и ослушания; святое общество обитателей этого богоспасаемого района в большинстве своем приговор сей уже избыло.
Так что, незадачливый путешественник – перейди через дорогу под новеньким электронным табло, которое сообщает здесь не о том, на каких улицах сейчас пробки, и не о том, в каких магазинах сейчас скидки, а о том, что 1) город благословляет идущих учиться; 2) и желает им возвеличить Учение хотя бы на самую малость; 3) что учить и повторять сегодня следует недельную главу Писания такую-то; 4) лист Закона такой-то и Проповедь Отцов такую-то; а потом все сначала; купи себе питу с шавармой из ультракошерной овцы, которая, должно быть, даже постилась в Пост Гедальи, а перед забоем побывала в микве троекратно; пересыпь тук ея плодами земли, малость заветрившимися с прошлой недели, но тебе в пищу, по мнению продавца, годными; благослови; съешь, кинь остатки в кучу мусора под надписью «Жители Бней-Брака веруют в чистоту в городе», спугнув на секунду тощих и наглых кошек; оглянись, узри, что заведение, из которого ты вышел, называлось «Фалафель Милосердия» - и покинь, покинь сей край и не гневи Создателя всего великолепия – и этого, и всякого прочего – боле.
Иди себе по улице, что на карте значится как Герцля, а на местности инициативной группой жильцов переименована в улицу Цадика из Пупыниц – и то сказать, кто такой ваш Герцль, а кто такой цадик из Пупыниц! к нему же ходили все Пупыницы, и вся Колупаловка, и даже из самого Крячича приезжали на телегах, запряженных настоящими лошадьми, спросить, допустимо ли высмаркивать детей в святую субботу, может ли Пресвятой, Благословен Он, создать камень, который не в силах поднять, и как это цадик изготовляет такую дивную крыжовенную наливку. Иди, иди, да представляй себе, как бы ты жил здесь – в квартирёшечке полуторакомнатной на четвертом этаже под раскаленной крышей, окна в окна, сломанные пыльные жалюзи в сломанные пыльные жалюзи с семейством Дуду и Цфиры Леви-Коэн, дай Бог достатка и всяческого благополучия, чтоб они уже переехали наконец отсюда в жилье попросторнее, где встречаться они друг с другом будут пореже, и самим им, и детишкам ихним, откуда они только взялись в таком количестве, уму непостижимо, ведь с полудня до заката Дуду изучает премудрости мироустройства в этом самом Свете Иакова не то в Праведности Праотцев, а после до трех часов ночи во дворе обсуждает по телефону с невидимыми, но, несомненно, такими же – пузатыми и в стоптанных шлепанцах – коллегами свои липовые шахер-махеры, вникнуть в которые, при всей неизбежности соучастия в громогласном разговоре, невозможно, поскольку ни существительных, ни глаголов в речи его практически нет, а одни лишь числительные, да крайне незатейливая брань, а в пять утра Цфира уже будит своих домочадцев и уходит на первую свою в этот день работу; то есть, совершенно непонятно, откуда взялись все эти дети, Господи, надели их сгулою общаться ультразвуком – или на коротких радиоволнах, однова здешнее радио передает одни только хоры мальчиков и мужей в сопровождении эстрадно-ортодоксальных и духовно-клавишных оркестров, которые бесконечно, с торжественностью и пафосом на грани полного идиотизма, повторяют избранные фразы на несуществующем языке.
Поспрашивай, поспрашивай у туземцев – соотечественников твоих, соплеменников, потенциальных твоих соседей и сожителей – где бы тут в девять утра в будний день выпить чашечку кофе с круассаном по дороге на работу – и по изменениям лиц их пойми, какое слово в твоей фразе наиболее напрягает их тысячелетиями тренированный когнитивный аппарат. «Работа» - вус из дус «работа»? Слово это отзывается в их ассоциативных полях двумя лишь откликами: первый – עבודת קודש, служение святое, то, чем они занимаются во всяком месте и всякий час жизни своей, и куда это, спрашивается, надо идти на такую работу, и тем более по дороге пить кофе, да еще с круассаном? второй же – עבודה זרה, и это – название трактата в Талмуде, посвященного идолопоклонству, соблазнам, всяческим непотребствам и пагубам души; и вот уже подозрения нехорошие явственно проступают на их лицах, не обезображенных печатью производительного труда и грехом плотского, материального умствования. Трудиться в поте лица своего – таково было проклятие Адама за грех гордыни и ослушания; святое общество обитателей этого богоспасаемого района в большинстве своем приговор сей уже избыло.
Так что, незадачливый путешественник – перейди через дорогу под новеньким электронным табло, которое сообщает здесь не о том, на каких улицах сейчас пробки, и не о том, в каких магазинах сейчас скидки, а о том, что 1) город благословляет идущих учиться; 2) и желает им возвеличить Учение хотя бы на самую малость; 3) что учить и повторять сегодня следует недельную главу Писания такую-то; 4) лист Закона такой-то и Проповедь Отцов такую-то; а потом все сначала; купи себе питу с шавармой из ультракошерной овцы, которая, должно быть, даже постилась в Пост Гедальи, а перед забоем побывала в микве троекратно; пересыпь тук ея плодами земли, малость заветрившимися с прошлой недели, но тебе в пищу, по мнению продавца, годными; благослови; съешь, кинь остатки в кучу мусора под надписью «Жители Бней-Брака веруют в чистоту в городе», спугнув на секунду тощих и наглых кошек; оглянись, узри, что заведение, из которого ты вышел, называлось «Фалафель Милосердия» - и покинь, покинь сей край и не гневи Создателя всего великолепия – и этого, и всякого прочего – боле.