![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Мы с Эриком валяемся на ковре и нанизываем деревянные бусы. Буся ложится с ногами на детский диванчик и говорит:
- А я буду Оксана! Я буду все вам говорить!
- Давай. И что ты - Оксана будешь нам говорить?
- Я буду говорить: "Не так! Неправильно! Надо наоборот! Не так!"
Я позвонил воспитательнице, специально рассказал. Та смеется.
Зажимает одной ручкой мизинец, безымянный и средний на другой руке и говорит: "У меня есть две Оксаны, две. В садике и на музыке."
И - я вспомнил, наконец, то слово! "Вы меня с мамой совсем ЗАБАЛДАЛИ!" Понятно, что говорить, как кто-то или что-то меня задолбало, при детях больше не стоит, но слово само великолепное, потому что это именно то, что эти дети с нами по вечеру делают. Забалдывают.
На этом фоне Анюша с ее рассуждениями о том, в какой школе Эрик должен учиться, выглядит совсем взрослой и даже немножко нудной. Что само по себе столь же удивительно и прекрасно, просто цитированию не так поддается.
Сегодня Эрик проснулся в пять часов утра и смотрел рассвет. "Очень красиво. Фонари еще горят, а солнышко так выходит, ля-ля-ля-ля-ля." Невозможный жаворонок. Пока я продираю глаза (будильник у меня играет какие-то музыкальные вставки из канадского бутлега Том-Вэйтсовской "Алисы", причем я их каждый день почти меняю, чтобы не приедались; а раньше Ливер говорил: "В лесу еще ночь, но ее царству уже приходит конець."), умываюсь, силясь попасть зубной щеткой не в глаз, а в зуб, надеваю сандалии и сбегаю с четвертого этажа с собакой наперегонки, он успевает уже умыться, одеться, что-то позавтракать и поиграть в лего. Когда-то я был совой, не спал до трех часов ночи и не вставал раньше одиннадцати утра. Теперь в одиннадцать у меня уже кончается время заказа обеда. И в два ночи я уже чувствую сильный упадок производительности.
- А я буду Оксана! Я буду все вам говорить!
- Давай. И что ты - Оксана будешь нам говорить?
- Я буду говорить: "Не так! Неправильно! Надо наоборот! Не так!"
Я позвонил воспитательнице, специально рассказал. Та смеется.
Зажимает одной ручкой мизинец, безымянный и средний на другой руке и говорит: "У меня есть две Оксаны, две. В садике и на музыке."
И - я вспомнил, наконец, то слово! "Вы меня с мамой совсем ЗАБАЛДАЛИ!" Понятно, что говорить, как кто-то или что-то меня задолбало, при детях больше не стоит, но слово само великолепное, потому что это именно то, что эти дети с нами по вечеру делают. Забалдывают.
На этом фоне Анюша с ее рассуждениями о том, в какой школе Эрик должен учиться, выглядит совсем взрослой и даже немножко нудной. Что само по себе столь же удивительно и прекрасно, просто цитированию не так поддается.
Сегодня Эрик проснулся в пять часов утра и смотрел рассвет. "Очень красиво. Фонари еще горят, а солнышко так выходит, ля-ля-ля-ля-ля." Невозможный жаворонок. Пока я продираю глаза (будильник у меня играет какие-то музыкальные вставки из канадского бутлега Том-Вэйтсовской "Алисы", причем я их каждый день почти меняю, чтобы не приедались; а раньше Ливер говорил: "В лесу еще ночь, но ее царству уже приходит конець."), умываюсь, силясь попасть зубной щеткой не в глаз, а в зуб, надеваю сандалии и сбегаю с четвертого этажа с собакой наперегонки, он успевает уже умыться, одеться, что-то позавтракать и поиграть в лего. Когда-то я был совой, не спал до трех часов ночи и не вставал раньше одиннадцати утра. Теперь в одиннадцать у меня уже кончается время заказа обеда. И в два ночи я уже чувствую сильный упадок производительности.