(no subject)
Сон по возвращении домой был опять про войну, но уже совсем другой, нежели лет 10-15 назад.
Лес, партизаны. Нам с моим другом Жекой лет по 15. Мы ходим по разным подразделениям отряда, шутим, пикируемся, рисуемся перед девчонками - отдельное подразделение, все такие трогательные и нежные, как борины музыкантши. Внезапно наступление немцев. Командир строит отряд и приказывает нам с Жекой и еще одним совершенно невзрачным третьим, ни имени, ни лица не запомнил, прикрывать отступление отряда. Вручает по два рожка патронов. Говорит, очередями не бить без крайней необходимости, чтобы один патрон - один фриц. Выбивать в первую голову офицеров, чтобы обезглавить противника. Говорит, разрешаю последний патрон потратить на себя. Занять позиции.
Моя позиция на чердаке двухэтажного каменного домика, где два окна в боковых стенах и одно в торце. Жека где-то метрах в 50 справа и впереди от меня, в каком-то другом укрытии. Третий - метрах в 50 слева. Ждем. Слышу, начинается стрельба. Готовлюсь к геройской гибели.
На этом просыпаюсь, но еще некоторое время остаюсь в этом сне, путешествуя по различным вариантам его концовки. Где-то вот здесь же понимаю выбор командира отряда: Жека хороший стрелок, третьего не жалко потерять, а я точно не сдамся в плен, зная, что меня там ждет.
В общем, если сны про войну отражают что-то в моей психической реальности, то огромный сдвиг произошел за последние десять лет. Из жертвы войны превратился в героя. И произошло это через то, что центровка сместилась со спасения себя на спасение других. Это, во-первых, придает жертве смысл. А во-вторых, в руках появилось оружие. Я помню, что где-то со второй четверти сна у нас с Жекой в руках автоматы (кстати, шмайсеры), только без патронов. А потом командир раздал патроны. И соотношение сил изменилось с бесконечно малого против бесконечно большого на малое против большого. Есть уже шанс на победу.
Лес, партизаны. Нам с моим другом Жекой лет по 15. Мы ходим по разным подразделениям отряда, шутим, пикируемся, рисуемся перед девчонками - отдельное подразделение, все такие трогательные и нежные, как борины музыкантши. Внезапно наступление немцев. Командир строит отряд и приказывает нам с Жекой и еще одним совершенно невзрачным третьим, ни имени, ни лица не запомнил, прикрывать отступление отряда. Вручает по два рожка патронов. Говорит, очередями не бить без крайней необходимости, чтобы один патрон - один фриц. Выбивать в первую голову офицеров, чтобы обезглавить противника. Говорит, разрешаю последний патрон потратить на себя. Занять позиции.
Моя позиция на чердаке двухэтажного каменного домика, где два окна в боковых стенах и одно в торце. Жека где-то метрах в 50 справа и впереди от меня, в каком-то другом укрытии. Третий - метрах в 50 слева. Ждем. Слышу, начинается стрельба. Готовлюсь к геройской гибели.
На этом просыпаюсь, но еще некоторое время остаюсь в этом сне, путешествуя по различным вариантам его концовки. Где-то вот здесь же понимаю выбор командира отряда: Жека хороший стрелок, третьего не жалко потерять, а я точно не сдамся в плен, зная, что меня там ждет.
В общем, если сны про войну отражают что-то в моей психической реальности, то огромный сдвиг произошел за последние десять лет. Из жертвы войны превратился в героя. И произошло это через то, что центровка сместилась со спасения себя на спасение других. Это, во-первых, придает жертве смысл. А во-вторых, в руках появилось оружие. Я помню, что где-то со второй четверти сна у нас с Жекой в руках автоматы (кстати, шмайсеры), только без патронов. А потом командир раздал патроны. И соотношение сил изменилось с бесконечно малого против бесконечно большого на малое против большого. Есть уже шанс на победу.
no subject
Ничего себе. Эх. Мне всякие эти сцены насилия лет 10 после России снились. Волки, фашисты, гебня. Прошло потом.
no subject
Причем я раньше думал, что это от фильмов про войну, а потом пошли такие вещи, которые в советских фильмах в детстве точно не показывали, а потом я уже никаких и не смотрел. А потом еще и лагеря начали сниться. Уж точно увидеть было негде, ближайший сиделец - бабушкин двоюродный брат, отмотал пять лет в Воркутлаге, подставил его кто-то по бухгалтерии, в лагере он тоже был бухгалтером и освободился досрочно. Да, еще вот прадеда брат сгинул за кружок по изучению иврита в их сапожническом совхозе. Дедушкиной родни несколько пропали без вести под немцами - понятно, что никому ничего не рассказали. В своей семье у нас драм не значится. Это откуда-то снаружи надувает.
no subject
Да, тяжело. Как-то хорошо бы от этого вылечиться, но как.