![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
А все-таки, подумал я, я попробовал все, что есть. И "rzucił to wszystko, miejsce bycia zmienił", и jechać wyjechać i stad się oddalić" - и десять лет в одной квартире, так что во дворе знаешь каждый камешек, по кварталу можешь идти и машину вести с закрытыми глазами, и у каждого куста какая-нибудь история вспоминается - где с Эриком гуляли, семенил он своими маленькими ножками, и мы играли в наши тихие игры и вели разговоры на языке его внутреннего хрустального мира; где собака всегда останавливается; где нашел цепочку с кулончиком из искусственного малахита и подарил Анюшке; где еще с кем что. Так что, нечего жаловаться и тяготиться от того, что как-то неправильно в принципе живу. Не было цели какой-то принцип соблюсти, а была цель получить удовольствие. И хватит уже разевать рот на чужой каравай. Надо по максимуму брать от мира здесь-и-сейчас.
Стоял на горке, где дорога сворачивает, перед белым камнем, и над ним молодые сосны, освещенные городом. Над соснами - звезды, Орион и Плеяды. Насчитал шесть в Плеядах. И подумал так: а я ведь стал, как эти сосны. Опять вдруг накатило единение с природой, как в том незабываемом Заходском - совпадение времен действия с образом действия и с его местом; треугольник, фигура жесткая, несгибаемая, складывается в линию, и ты понимаешь, что время суток и время года такое же, сколько тебе лет, и что ты находишься там, где следует тебе находиться - под кроной и над корнями. В смысле, под своей кроной и над своими корнями.
Они, сосны эти еврейские, такие же как я, странные, архетипически несуразные - еврейские! сосны! Им лет столько же, сколько мне; темпераменты у нас примерно одинаковые; секс только уж очень разный, но одинаково занимает. Такие же, как я. Они, должно быть, тоже размышляют о смысле своего бытия. Тоже задумываются деревянными своими мыслями о том, зачем бы это я вырос тут, в таком странном месте, для чего я дышу этим воздухом, сохну летом, ломаю ветки от внезапного тяжелого мокрого снега зимой, слава богу, что не каждый год, болею этими жуками и вечерами освещает, подогревает мне бок раскинувшийся перед моей горой город, такой город, который сам иногда кажется нам, гиловским соснам, своего рода огромным плоским каменным деревом, деревом возрастом в три тысячи лет и повидавшим решительно все, что только может дерево такого рода повидать И даже гораздо больше.
... размышляет обо всем этом сосна, но к выводам не приходит, вполне возможно, никаким. Как и я. Отчего она должна быть в этом смысле меня удостоеннее? Мы ж не сентиментальную фантастику пишем. Они такие же, как и я. Старше всего на несколько лет, может быть, а может, и моложе.
Хотя, как в сентиментальной фантастике, я стоял и чувствовал всей кожей всех тех, кого разбудили недавние дожди. Щекотала меня электричеством жизнь молоденькой, еще в травяном детстве своем - ослепительно зеленой травки, ростом уже почти в палец. Ну, в эриковский палец.
И, как в сентиментальной фантастике или в снах наяву в Заходском, ступени на тропинке виделись серыми и гранитными.
Однако, - произнес в голове наставительный голос леса, - из того, что сосны эти, хоть и размышляют деревянными своими мыслями о том, зачем они тут выросли, для чего освещает их каждую ночь таинственный город, дерево-матка, и что должно произрасти из того, что они тут стоят, и не всегда находят на эти вопросы ответ, однако же свое это незнание не делают поводом упомянутое стояние прекратить. Не делай и ты.
Писать, подумал, писать мне надо. Или переводить кого-нибудь, кто пишет так, как я думаю. Наоборот-то подстраиваться, думать так, как автор пишет, я с детства умею; это штука полезная для перевода, необходимая даже просто, но для этой моей цели нужно другое. Успокоиться насчет "зачем" или, по крайней мере - точнее - на поисках правильного ответа на вопрос "зачем". А писать. Даже неважно, что. Заниматься стилем, музыкой текста, приемы оттачивать. Воин редко думает, для какой же именно схватки он столько тренируется. Был бы воин, битва найдется.
И поехал домой.
Стоял на горке, где дорога сворачивает, перед белым камнем, и над ним молодые сосны, освещенные городом. Над соснами - звезды, Орион и Плеяды. Насчитал шесть в Плеядах. И подумал так: а я ведь стал, как эти сосны. Опять вдруг накатило единение с природой, как в том незабываемом Заходском - совпадение времен действия с образом действия и с его местом; треугольник, фигура жесткая, несгибаемая, складывается в линию, и ты понимаешь, что время суток и время года такое же, сколько тебе лет, и что ты находишься там, где следует тебе находиться - под кроной и над корнями. В смысле, под своей кроной и над своими корнями.
Они, сосны эти еврейские, такие же как я, странные, архетипически несуразные - еврейские! сосны! Им лет столько же, сколько мне; темпераменты у нас примерно одинаковые; секс только уж очень разный, но одинаково занимает. Такие же, как я. Они, должно быть, тоже размышляют о смысле своего бытия. Тоже задумываются деревянными своими мыслями о том, зачем бы это я вырос тут, в таком странном месте, для чего я дышу этим воздухом, сохну летом, ломаю ветки от внезапного тяжелого мокрого снега зимой, слава богу, что не каждый год, болею этими жуками и вечерами освещает, подогревает мне бок раскинувшийся перед моей горой город, такой город, который сам иногда кажется нам, гиловским соснам, своего рода огромным плоским каменным деревом, деревом возрастом в три тысячи лет и повидавшим решительно все, что только может дерево такого рода повидать И даже гораздо больше.
... размышляет обо всем этом сосна, но к выводам не приходит, вполне возможно, никаким. Как и я. Отчего она должна быть в этом смысле меня удостоеннее? Мы ж не сентиментальную фантастику пишем. Они такие же, как и я. Старше всего на несколько лет, может быть, а может, и моложе.
Хотя, как в сентиментальной фантастике, я стоял и чувствовал всей кожей всех тех, кого разбудили недавние дожди. Щекотала меня электричеством жизнь молоденькой, еще в травяном детстве своем - ослепительно зеленой травки, ростом уже почти в палец. Ну, в эриковский палец.
И, как в сентиментальной фантастике или в снах наяву в Заходском, ступени на тропинке виделись серыми и гранитными.
Однако, - произнес в голове наставительный голос леса, - из того, что сосны эти, хоть и размышляют деревянными своими мыслями о том, зачем они тут выросли, для чего освещает их каждую ночь таинственный город, дерево-матка, и что должно произрасти из того, что они тут стоят, и не всегда находят на эти вопросы ответ, однако же свое это незнание не делают поводом упомянутое стояние прекратить. Не делай и ты.
Писать, подумал, писать мне надо. Или переводить кого-нибудь, кто пишет так, как я думаю. Наоборот-то подстраиваться, думать так, как автор пишет, я с детства умею; это штука полезная для перевода, необходимая даже просто, но для этой моей цели нужно другое. Успокоиться насчет "зачем" или, по крайней мере - точнее - на поисках правильного ответа на вопрос "зачем". А писать. Даже неважно, что. Заниматься стилем, музыкой текста, приемы оттачивать. Воин редко думает, для какой же именно схватки он столько тренируется. Был бы воин, битва найдется.
И поехал домой.
no subject
Я начинаю понимать, почему это дом. Живя в России, думал, ну типа "историческая родина". Да нет... просто дома чувстуешь себя дома. У меня это был Холмистый на Вуоксе - а сейчас вот наши тёплые края. Выйдешь типа на огород... да каждый крестьянин, небось, это знает.
no subject