Последнее утро безработного
С полтора часа мелкой колбасни -- беготни по комнатам с приборкой того-сего, выворачиваемого ребенком так же методично и непрерывно, параллельно ребенка собирая на улицу и одевая его.
На улице при этом -- 38, но дома различными техниками удается поддерживать порядка 26.
Решаю убрать с улицы суккуленты. Чтоб не сдохли совсем. Да заодно и пролить их. Да заодно и земли подсыпать. Иду на балкон за землей. Что-то серое шмыгает под раскладушку. "Та-ак!" говорю (и мальчик повторяет "тя-я!"), доигрались. На балконе сидит какая-то кургузая, совершенно нездоровая воробьиха. С растопыренными перьями и скрюченными лапами. Закрываю дверь на кухню, чтобы не ворвался оголтелый собака и не нанес ребенку психологическую травму. Ловим воробья -- ложась на пол между мешком с собачьей едой, анькиным велосипедом, раскладушкой, под которой он, табуреткой, на которой стул, на котором мусорное ведро... ловим "тить". Поймав, даю Эрику рассмотреть -- но не гладить -- и, вопреки его крикам и слезам, выношу на лестницу и сажаю на подоконник. Потом закрываю дверь, объясняю, что птичка подождет нас на лестнице, иду мыть руки, сажаю Эрика, ревущего, на колени -- в магнитофоне заиграли "Зеленые Рукава" песню про сердце мое о-о золотистый апельсин, и Эрик начинает раскачиваться, прихлопывать в ладошки, и ему уже не грустно. В 9.35 мы все трое выкатываемся из дому.
На улице при этом -- 38, но дома различными техниками удается поддерживать порядка 26.
Решаю убрать с улицы суккуленты. Чтоб не сдохли совсем. Да заодно и пролить их. Да заодно и земли подсыпать. Иду на балкон за землей. Что-то серое шмыгает под раскладушку. "Та-ак!" говорю (и мальчик повторяет "тя-я!"), доигрались. На балконе сидит какая-то кургузая, совершенно нездоровая воробьиха. С растопыренными перьями и скрюченными лапами. Закрываю дверь на кухню, чтобы не ворвался оголтелый собака и не нанес ребенку психологическую травму. Ловим воробья -- ложась на пол между мешком с собачьей едой, анькиным велосипедом, раскладушкой, под которой он, табуреткой, на которой стул, на котором мусорное ведро... ловим "тить". Поймав, даю Эрику рассмотреть -- но не гладить -- и, вопреки его крикам и слезам, выношу на лестницу и сажаю на подоконник. Потом закрываю дверь, объясняю, что птичка подождет нас на лестнице, иду мыть руки, сажаю Эрика, ревущего, на колени -- в магнитофоне заиграли "Зеленые Рукава" песню про сердце мое о-о золотистый апельсин, и Эрик начинает раскачиваться, прихлопывать в ладошки, и ему уже не грустно. В 9.35 мы все трое выкатываемся из дому.