(no subject)

Вчера вот, когда совсем уже засыпал, а то и совсем уже заснул, из вот этой вот уже бессознательной эротики, музыки, картинок и прочего мало различимого, черного, шелкового и бархатного, с серебряными искорками, вьющегося в мозгу, соткался такой сон.

Я в Якутии. Где -- точно не знаю, но это дворец культуры. Такой, не очень большой, но и не очень маленький. И там происходит фестиваль якутского рока. В зале довольно холодно, но народу вплотную стоит. Мы где-то метрах в десяти всего от сцены, в толпе. В толпе много и якутов, и всяких. А мы -- я с Танькой, которая одновременно и Верка. Каким-то таким вот в высшей степени обычным и нормальным во сне способом.

Звук ужасный, фонит сильно от шнуров. Но в зале как-то очень тепло и весело, как-то очень хорошо. Очень хороший такой сейшен идет. Трезвые все вполне себе, но весело и тепло.

И "Чолбон" на сцену выходит из-за кулис. И долго очень настраиваются, и все как-то без толку, звука нет. Глянув в сторону пульта, вижу, что Андрей Кокорин на нем спит. Из зала кричат что-то такое подбадривающее, по-якутски и по-русски. Слышу вдруг в нескольких метрах впереди от себя голос Пегаса. Кричу ему что-то, но он меня не слышит.

Потом я вдруг соображаю, что у меня же в руках фотоаппарат наш заморский дигитальный; только начинаю снимать, как с первой же вспышки обнаруживается, что батарейка села. И я спрашиваю у близстоящих, ни у кого ли случайно нет батарейки AAA (что странно, потому что нужна AA, и две); и ни у кого не оказывается, ни даже у Пегаса, который уже меня замечает и подваливает поближе; и я обнаруживаю батарейку у себя в нагрудном кармане джинсовки, но только начинаю ее вставлять, как фотоаппарат разваливается на три такие странные части, и я принимаюсь их соединять, благодаря судьбу, что пальцы у меня такие ловкие, на все гораздые; и, конечно, я его собираю, но только нацеливаюсь на сцену, как сцена уже пустая, только фон от шнуров стоит.

А пока я с аппаратом возился, пел "Чолбон" -- не помню, кто из них, может, и все трое вокалистов вместе -- чудную совершенно песню. Музыки не запомнил совсем -- такая обычная для "Чолбона" музыка, спокойная такая, гармонически простая, ну, как вот на "Проклятом камне". А слова запомнил, хотя и не буквально. То ли они по-русски пели, то ли я во сне по-якутски понимал, но песня была про то, как поздний вечер, закрылся уже дом культуры, и идет лирический герой домой со своей девушкой через темный заснеженный парк, и там такие звезды светят, что прямо лицо освещают, сверху звезды блестят, снизу снег блестит, посередине чернота, деревья черные, и идут они с девушкой за руку и молчат... Удивительная песня была, блистательная просто.

Потом, еще помню, ведущий откуда-то из-за сцены сказал: "Ну, так что? Давайте дальше петь. Нам уже давно подниматься пора!" Зараза, дословно не помню, что он сказал -- а может, он тоже это по-якутски? -- но смысл был такой, что надо взлетать на небо всем залом, а для этого песни петь надо еще. То ли он так Чолбонов звал (тогда, значит, та песня была только настройкой), то ли следующую группу.