(no subject)

Утром ребенок двадцати семи месяцев от роду сказал: "Мама, одень меня, потому что я не могу ходить голопопая." "Потому что"!

Ребенок достаточно безошибочно считает по-русски до десяти. На иврите - до шести, и с ошибками.

Ребенок в комфортной ситуации начинает громко петь "По роще калиновой, по роще осиновой". Дальше становится не очень разборчиво.

У ребенка устойчивое неразличение родов. Ребенок явно происходит из тюркской или угро-финской языковой семьи. При этом склоняются глаголы и прилагательные последовательно и правильно, но выбор рода для существительного совершенно произволен. Мама у нас любимый, а Эрик - любимая, но при этом "Эрик моя любимая пришла".

Ребенок обожает море в Ахзиве. Настолько, что первый год бассейна, думаю, можно закосить.

Ребенок исключительно, крайне вежлив. Ничего не попросит без "пожалуйста" и не примет без "спасибо". Она явно живет в очень насыщенном эмоциональном поле доброты и счастья, ее все время пронизывают волны радости и благодарности. Она с улыбкой просыпается и засыпает, и все ее восхищает. Так что это, получается, и не вежливость даже, а просто распирает от благодарности и радости.

Хотя сегодня в машине спросила "Ты можешь достать мне сосю? Я ее кинула на сумку." Может быть, это был просто вопрос: можешь или не можешь? А может быть, легкая манипуляция. Я встрепенулся.

(no subject)

Я вдруг понял, что для полного счастья мне очень важно сознание того, что счастье не кончится, пока я сам не захочу. Что оно не нормированное. Если оно нормированное, то это не счастье, а кусочек счастья. Который надо ловить, хватать, пока не кончится оно, запасать его на черный день, консервировать как-то - а оно ведь портится, долго не лежит, приходится выбрасывать в конце концов. И снова - с оглядкой, с мыслью наперед о том, что вот-вот кончится, вот-вот улизнет, пропадет, как не было, хавать его, растягивая, катая на языке, чтобы запомнить получше.

Я знаю, что есть люди, которые к счастью относятся по-другому. Которые способны воспринимать его, когда оно есть, бесконечным, и вообще не думать о том, что оно кончится, не верить в это. Может быть, я и сам таким становлюсь постепенно. Но пока что мне еще очень важна фактическая бесконечность счастья.

Думал я, лежа в волнах под звездами и облаками, что вода такая теплая, что я не замерзну в ней никогда. Наконец-то. Таймер выключен. Я могу купаться до утра. Гораздо дольше, чем захочу.
У меня отложено непрочитанных книг, в том числе и интересных, на больше времени, чем я планирую прожить. Запасов всякой разнообразной пищи для ума и для души у меня больше, чем можно успеть протратить.

И поэтому, кажется, начало отпускать вот это завещанное десятками поколений предков, про черный день, про оглядку, про карпе дием и мементо.

А я по неопытности принял это за гормональную перестройку.