(no subject)

Когда Шраги уезжали из нашей деревни, Мира взяла себе пятерых мышек. Четыре оказались девочками, пятый мальчиком. Они жили в двух клетках. Днем они тихо спали в домиках, а ночью бешено крутили колеса, и под этот рокот Мира засыпала. Кормить мышей стало ответственностью, например, Эрика, когда мы с девочками улетали за границу, а чистка клеток - поводом для подростково-родительских дисциплинарных трений.

Отселенный в отдельную клетку мыш почти все время громко попискивал, охая, кряхтя и матерясь на свою беспонтовую жизнь.

Одна из мышек умерла давно. Другая много позже. Еще две мышки померли вот сейчас, с разницей в пару дней.

Мышек Мира хоронит в саду под кустом белых роз. Это тот куст, под которым провел свои последние дни наш предыдущий пес Мехолай.

У Михи была карцинома, но я не стал усыплять его, пока мы не переехали в этот дом, хотя ветеринар даже ругался, что я продлеваю ему мучения. А мне кажется, что он еще порадовался переезду. В доме с садом он все-таки прожил почти месяц, после квартиры на четвертом этаже. Он даже гулять в лес здесь ходил еще своими ногами несколько раз. А так лежал под этим кустом белых роз и смотрел на небо. Только когда я пришел с работы, а он меня не узнал, мы решили, что дальше жизнь ему будет не в радость, и я отвез к тому ветеринару.

Надгробия мышкам девочки сделали из камешков - я каждый раз поправляю их, когда выгребаю граблями опавшие листья сливы. На куст Нетка прикрепила прощальную записку - конвертик на шерстяной ниточке. Что в ней было, я не знаю. А теперь уже и не узнаю, потому что после последних похорон Нета сняла эту записку, развернула ее и сказала нам:

- Смотрите! Ничего нет! Все написанное исчезло. Это Мерлин забрала к себе мои слова. Я ведь и красками писала, и карандашами, и фломастеры там были. А сейчас ничего нет. Мерлин забрала мои слова к себе. Это здóрово. Это хорошо. Это правильно.

Я хотел Мирке нарисовать открытку с надписью "We мышь you a Merry Christmas", но теперь никак.