(no subject)

Только что по радио услышал, что умер Чеслав Милош. Вот теперь действительно "нема Мицкевича и нема Милоша". %-(

The cause of death was not immediately known, but Kosinska said: "It's death, simply death. It was his time -- he was 93."

(no subject)

Да, и глядя на представление акробатов, когда выехали потрясающие девицы, жонглировавшие плошками, катаясь на одном колесе, мальчик сперва неуверенно сказал "Педи..", а потом, с непередаваемым удивлением -- "Тяти! Ксо! Адин!"

Из всех удивительных фонарей ему больше всего понравился тот, что стоит так неприметно в стороне, там происходит какая-то сказка, не помню ее, и в ней крутится по кругу большой серый волк, тощий, с пастью и очень симпатичный. Там он стоял долго-долго и подходил к нему потом. Впрочем, к "Путешествию на Запад" его тоже тянуло; но там музыка играла слишком громко порой, а он этого не любит категорически.

Средиземное море ему не понравилось, и не удивительно.

(no subject)

Мальчик освоил такие местоимения: "Это тя-бе", "моя, мои" ("моя! папа"); иногда на заднем сиденье начинал что-то делить и раздавать: "Это -- мами; это -- папи; это -- Ани (Анють); это -- Аси; это -- Сени"; Ася и бабушка иногда меняются местами. Две Аси, тутошняя и киевская, в его памяти явно сливаются; впрочем, любую девушку и женщину с длинными светлыми волосами он неизменно называет Асей.

И, кажется, он осознал местоимение первого лица (то, чего так и не сделали, по некоторым сведениям, эскимосы): "Я -- Ыи!" "Ыи" -- это "Эрик". "Я" -- скорее означает "я сам", чем "я вообще"...

Один шарик дал мне (сказав еще "папи", не "тя-бе"), другой взял себе, сказав при этом... как же он сказал? а, "это -- Ыи", а один отложил в сторону и сказал "эта -- мами". Мамы не было дома.

Потом шарики оказались все на полу, и тогда он лег на краю дивана и воззвал "Сяи мои, де ани?!"

"Дали туфельку" -- "С^уонá!"
"Взял он туфельку" -- "Аннá!"

(no subject)

Да, есть еще таланты на свете.

RFC -- "Дождь" №2

Уважаемые радиослушатели! Мне, конечно, очень приятно было бы получить всякие похвалы или наоборот; но чисто технические советы и комментарии интересуют меня гораздо больше.

В общем, вот.

"Мама, я встретил замечательных людей..."

"Старики говорили так:

По первому разу трава никого по-настоящему не приходует. То есть, может колбасить слегка; может плющить. Убить может, если не рассчитать. Ну, прибить, в смысле. Но прихода в первый раз не жди. Не будет его.

И вот почему. С первого раза трава еще подействовать не может, потому что мозг ее действие не способен воспринять. Это как Борхес про единорога писал: он не похож ни на что, поэтому его никто не видит. То есть, видит, но не понимает, что видит. Не _что_ видит он, а вообще -- сам факт, что видит. В мозгу нет тех органов, которые с этим работают. А орган в мозгу -- это паттерн. Паттерн, типа, синапсов. И по первому разу эти паттерны только образуются, строятся. А гонять по ним импульсы до самого конца построения невозможно. А они строятся подо все, под весь процесс, во всей протяженности. От первого зацепа до последних отходняков... До флэшбеков. Они на все настраиваются и подо все строятся. Под все тонкости. Которые, как известно, от сорта зависят... Да... В общем, дело это сложное. И пока весь паттерн, и все паттерны, не построятся, прихода не будет, потому что информация, импульсы не смогут пройти до конца. А там как Лабиринт у Желязного -- когда проходишь до конца, чего-нибудь хорошее всегда случится.

Дак вот. Что еще говорили старики. Говорили еще старики вот что. Что из-за этих паттернов... Вот тут я не очень помню связи, но, в принципе, восстановить не трудно, несложная логика. Из-за, короче, этих паттернов... Они, короче, влияют на все, что человек делает. Это, в общем, как бы понятно и так. А особым образом, говорят старики, влияют эти паттерны на траву, которая при человеке находится, а особенно -- когда человек сам с ней работает. Там, штакетует, бодяжит. Забивает тем более. А пуще всего -- когда человек траву просто выращивает, дербанит и курит. Тогда у них такое наступает слияние и резонанс, что человек просто как бы и не живет уже даже на свете... а где-то там, уже над ним по большей части. То есть, реально эльфом можно стать полным. Это я как бы знаю, что говорю.

И говорили старики наконец, что когда человек курит траву, которую сам вырастил, то это следует называть не травой собственного изготовления, а -- трава собственного сочинения."

Немедленно в Зеленую книгу "Про Это Дело".

Вопрос по Линуху

Чо-то вдруг сидюк не монтируется.

В fstabе написано:

/dev/cdrom /mnt/cdrom udf,iso9660 noauto,owner,kudzu,iocharset=cp1250 0 0

А линух говорит:

mount: wrong fs type, bad option, bad superblock on /dev/cdrom,
       or too many mounted file systems
       (could this be the IDE device where you in fact use
       ide-scsi so that sr0 or sda or so is needed?) 

Честно долго пытался понять, что это значит, не смог. Теперь ваша очередь.

(no subject)

Мысль еще была на выставке фонарей -- что когда китайцы будут воевать с мусульманами за раздел наследия белой расы, я бы пошел на сторону китайцев.

Вот почему я не люблю свою работу:

Nasty Little Problems

It's pretty easy to say what kinds of problems are not interesting: those where instead of solving a few big, clear, problems, you have to solve a lot of nasty little ones. One of the worst kinds of projects is writing an interface to a piece of software that's full of bugs. Another is when you have to customize something for an individual client's complex and ill-defined needs. To hackers these kinds of projects are the death of a thousand cuts.

The distinguishing feature of nasty little problems is that you don't learn anything from them. Writing a compiler is interesting because it teaches you what a compiler is. But writing an interface to a buggy piece of software doesn't teach you anything, because the bugs are random. [3] So it's not just fastidiousness that makes good hackers avoid nasty little problems. It's more a question of self-preservation. Working on nasty little problems makes you stupid. Good hackers avoid it for the same reason models avoid cheeseburgers.