(no subject)

"Стремление рационально объяснить заповеди той или иной религии происходит, несомненно, из страха перед необъяснимым, иррациональным. Объясненная заповедь переходит из царства хаоса, каковым является для неверующего человека природа, в уголок, который отгородил себе, расчистил по мере сил и осветил тусклым желтым светом лампочки Ильича его разум. Кроме того, объясненная заповедь как бы нейтрализуется, делается необязательной, перестает быть заповедью. Верующему же человеку рациональное обоснование заповеди не только не нужно, но и вредно, поскольку уверенность губительна для веры.

Между тем, как страх перед Богом (не путать с богобоязненностью!) есть страх, вне всякого сомнения, иррациональный, то и все, что происходит из него, неизбежно страдает хроническими нарушениями логики и здравомыслия. Кому не доводилось слышать, к примеру, что обрезание придумали евреи из соображений гигиены в их жарком климате? Хотя температура причинного места у всех народов одна и та же; как у эскимосов в штанах снег не лежит, так и у бедуинов самумы туда не забираются."

Дочитав до конца страницы, я поднял голову. На скамейке слева от меня, перемежая иврит персидским, резались в карты два старичка, а третий наблюдал за игрой. Точнее, двое старичков сидели на скамейке, а третий - напротив, на ящике, и на другой ящик они положили картонку, на которой и играли, и писали счет. Игра была мне незнакома, но старичок на ящике явно выигрывал. Незнакома мне была и техника, которой он перемешивал колоду - даже в кино я такого не видел. Старичок выигрывал и был очень доволен собой. Счет шел уже на пару сотен.

На скамейке слева от меня отдыхал молодой высокий негр. Причем негр-африканец, а не эфиоп. При некоторой наметанности глаза начинаешь замечать, что фалаши - действительно те же евреи, только черного цвета; если их раскрасить и расчесать по-другому, то получатся очень хорошо знакомые нам физиономии Гриш, Сень, Марьян и Ривок. Этот же был однозначно опознаваемый гой. Вот еще когда Бней-Менаше подвалят наконец к нам, можно будет проверить, действительно ли есть евреи в каждой расе.

Чуть поодаль один торчок втолковывал другому что-то словами, которые вылезали из его рта с некоторой натугой, неохотными рывками, напоминавшими о перистальтике и других хтонических вещах. Из частично льющейся, а частично вываливающейся на воздух речи возникала какая-то Ира, которая тут неподалеку на флэту к нему подкатилась, и он просто так, по дурости, за красивые глаза, отдал ей вот только что столько метадона, столько метадона... Говоривший был волосат, худ и кривообразен; слушавший - щуроглаз и редкозуб. Между ними стояла бутылка пива, принадлежавшая волосатому, и лежала книжка современной фантазтики.

Из-за угла вывернула экскурсия и выстроилась вдоль стены дома, ограничивающего Пьяный Дворик На Агрипасе. Экскурсовод стал говорить, что в этом доме жил Йоси Банай - это такой, что ли, электрический Окуджава? - подумал я, - Макаревич, что ли, такой? Нет, таких династий в России не было, у нас детность слишком низкая и преемственность поколений; тут этих Банаев на эстраде человек двадцать, что ли, да какое там, и тридцать наберется за последние 50 лет, и конца-краю не предвидится; если бы хотели, могли бы все приватизировать, куда там Михалковым-Кончаловским и Пугачевым-Арбакайте... Экскурсанты подпустили в глаза ностальгического туману и запели нестройным хором "Сережка с Малой Бронной и Мишка с Моховой"; то есть, конечно, мотив похожий, но слова все-таки были "ани ве-Шимон ве-Моиз hакатан".

И тогда немолодой кучерявый мужчина в кипе, сидевший на скамейке напротив, покончил с питой, запил колой, вытер бородатый рот и сказал сам себе:

- Удивительно сильные и глубокие ощущения!

(no subject)

Фаворов сказал как-то, что я придаю идиотизму его жизни некое подобие осмысленности. Очевидно, после общения с Фаворовым следы идиотичности еще долго будут проявляться во в целом осмысленном моем бытие.

Только что позвонили и спросили, не хочу ли я поработать в компании, занимающейся фильмами для взрослых. Пятнадцать лет на рынке, стабильность, неплохая зарплата, интересные с технической точки зрения проекты. Тель-Авив, правда. Но что ж делать. Вот и думаю, в чем меньше пагубы для души - в этой работе или в работе в Управлении, скажем, Тюрем.