(no subject)

Только вчера беседовали о том, что БГ должен быть совершенно просветленной личностью, чтобы принять у Путина медаль. Что Шевчук, например, медали бы не взял, но зато в саунах для бандитов петь не считал зазорным, а какая разница между Путиным и бандитами в сауне? А такая, что бандиты - это и есть народ, во имя и именем которого и так далее, а Путин - не есть. Такие тезисы звучали.

- И Хвостенко вот у Путина российское гражданство выпросил.

- Ну и что? Он же не у российского гражданства выпросил Путина, а наоборот.

А теперь вона. Участникам нашего стопроцентно-неофициального-самодеятельного-подпольного "Волынщика" предлагается собраться для вручения правительственных наград. Вот теперь посмотрим. Точно, что от экзамена не уйдешь, а уйдешь - так он придет к тебе сам.

Немного другое дело, если к награде прилагается и денежка. Денежку можно использовать во благо - может быть. Хотя, что такое благо - тоже каждый понимал по-своему.

(no subject)

Долгое время размышляю о том, что происходит со мной на тренировках, и размышления вышли вот какие.

Давным-давно, в прошлом веке, еще при Ельцине, в пол-шестого утра в дверь моей квартиры начали звонить. Я проснулся, сориентировался во времени, пространстве и перерождении, слез с дивана-полуторки, служившего супружеским ложем, перелез через кресло, пробрался под телефонным шнуром, открыл дверь в прихожую, прошелся по обуви, раздвинул висящие на вешалке шубы, куртки и еще что-то, и открыл входную дверь.

На пороге стоял Пупкин и неизвестный мне юноша с открытым широким лицом и нежными каштановыми кудрями до плеч.

- Печкин, знакомься, нах! Это наш новый скрипач!

- Пупкин, бл! Пол-шестого утра - это самое подходящее время знакомиться со скрипачами?

- Он с поезда. Его покормить надо. Потом поедем на вокзал, возьмем его вещи.

Макс приехал, закончив музыкальное училище по классу скрипки в городе Таганроге. Мне выпало родиться в Питере, и понять, что нужно о себе думать, какой решимостью нужно обладать, чтобы взять скрипку под мышку, сесть в поезд и поехать в Питер покорять мир, мне не дано. Макс приехал именно что покорять мир, никаких конкретных дел и зацепок у него в Питере, насколько я понимаю, не было. Пусть он поправит, если что не так.

Мы скоро подружились не на шутку. Видимо, когда прошел первый шок: "Звоним в квартиру, там что-то ругается, падает, опять ругается, потом открывается дверь, и оттуда высовывается такое волосатое чудовище в трусах и давай ругаться..." Подружили мы и жен. И стали играть музыку. Это как-то было целью существования, мимо этого все было вторично и случайно.

Вот тут и выявилось для меня невероятное. Макс мог по памяти играть "Увертюру" Глюка - и играл ее почти не переставая. Но когда я попросил его "вот тут твое место, поиграй тут, соль-мажорчик такой", он спросил: "Что играть-то?"

- Да неважно, что-нибудь, ты играй, я послушаю и скажу, если что не так.

- Как это - что-нибудь? Что конкретно? Ноты какие?

Импровизация настолько же не укладывалась у Макса в голове, насколько у меня в голове не укладывалось, что у кого-то это может не укладываться в голове. У меня, сколько себя помню, музыка текла в голове непрерывно, для меня рождать музыку было так же естественно и просто, как выдыхать вдохнутый воздух. Как говорить. Проблема для меня была в материализации этой музыки: руки неизбежно и непреодолимо тормозили и тормозят течение этого потока музыки. Еще где-то лет в двадцать - двадцать два я понял, что почти невозможно сочинить такую музыку, которую не сумеешь сыграть. Почему и необходимо стало играть, поддерживать форму, развивать руки, а не только творческие силы в голове - при помощи средств как канонических, так и весьма сомнительных.

Да, а при передаче от человека к человеку проблема состояла как раз в нотах - читать я их не научился. Не натренировался, точнее, потому что сейчас все-таки лучше с этим, чем было тогда.

Хорошая новость для меня в этой истории - то, что мы начали целенаправленно заниматься импровизацией, при помощи как канонических средств, так и весьма сомнительных тоже, и через год-два Макс начал импровизировать, сначала кое-как, а потом и будьте-нате. Был и этап, когда его было не унять и не остановить, как понесшего коня. Потом и этот этап прошел - проявились вкус и чувство меры, отличающие сильного музыканта от видного.

Плохая новость - то, что я не помню, как я это сделал. Если это вообще сделал я, а не месяцы максовских вахт в Теплой и Холодной Трубе. То есть, я определенно был в этой истории - но только Макс сам может сказать, как это с ним случилось, а может быть, и он не может сказать, может быть.

Так вот, ровно то же самое происходит у меня сейчас на тренировках, ровно то же самое. Я учу приемы, учусь двигаться, узнаю, что можно сделать и как это следует делать - в теории. Но когда надо играть - когда бой, когда вольные упражнения - надо импровизировать. И я абсолютно не знаю, что делать. Какие делать движения, какие ноты играть.

Я понял, что загвоздка - не в гимнастике, не в болевых точках, не в этикете и даже не в бусидо. А в другом. Не знаю точно, в чем. Знал бы, где и что лежит - пошел бы и поднял. Немота - вот что это такое. Не понимаю, не знаю, не чувствую, что нужно сделать, чтобы заговорить - понимать контекст, замечать вопрос или предложение, давать ответ.

Тело тренировать необходимо - не сочинишь того, что не сможешь сыграть ведь - чтобы обрести способность свободно выражаться, когда пойму наконец, как разговаривать. И потом - да, работать над стилистикой, точностью и экспрессией высказываний. То есть, приветствую любые советы - и самые общефилософские, и самые конкретные, и особенно по психологии этого дела. Конечно, свой тренер - первый авторитет, но я уже достаточно взрослый, мне кажется, чтобы выслушать и разобраться с советами со стороны.