(no subject)
Sep. 21st, 2011 12:16 amА вот накануне-то переезда вдруг и накатило какое-то грустное, тоскливое чувство. И расставаться с этим домом грустно, и в новый ехать страшновато. Хоть он, новый, и такой большой, светлый ("и желтый", подсказывает имманентный голосок самоиронии, в которой вообще одно спасение безбожному человеку, его подобие смирения, не зря же и согласные совпадают - да, мы выкрасили его в желтые, оранжевые и зеленые тона), и с высоченными потолками, которые можно расписать драконами, деревьями и всякими готическими плетениями, и там сад, где можно по-настоящему выращивать настоящие растения и собирать с них настоящий урожай; при всем при том при этом... Грустно уезжать. Все-таки эта квартира стала мне постепенно настоящим домом. Мы эту квартиру за шесть лет приспособили под себя больше, чем квартирку на Водолаза Кузьмича за девять. В той мне не хватало смелости лампу перевесить, не то что сантехнику поменять. Карнизы там оставались бабушкины, кухонная утварь; и не в деньгах было дело, а только в смелости. В фильме "Как слышится, так и пишется" увидел комнату Леонида Федорова - и там тоже, если, конечно, это его комната, а оснований думать другое нет, там тоже утварь вся какая-то бабушкина, никак не соответствующая, и тоже, то ли не заботило его это совсем, то ли не находилось смелости что-то выкинуть, а что-то внести. А в этой квартире мы не только стены красили, мы всю ее создали постепенно, мы воздух в ней сформировали.
Опять же, и чего в ней только не было. И пошел вспоминать, и замолк на полчаса. Через полчаса сказал "Да-а..." и еще на час уставился в окно. (Потом встал, хлопнув по коленкам, вышел и дверь запер.)
И друзья во дворе - наши, Нюшкины, Эрика, Мируськи. Вот что будет действительно больно потерять. Эта русскоязычная шайка, которая вместе, сколько себя помнят, а на самом деле и дольше. Они умеют друг другу прощать, потому что считают себя нераздельными, неотъемлемыми друг от друга. Но в этом ошибаются. (У взрослых другое основание прощения.)
Дети всю свою жизнь провели в этом дворе. Мне и не представить, что это такое - с рождения до совершеннолетия в одном маленьком дворе. Как это, когда вместе по очереди на один горшок писали, в один садик ходили (они маленькие тут), вместе в первый класс, вместе в восьмой, и только в армию уже кто куда... Я-то благодатно менял каждые девять лет среду обитания радикально, без хвостов (вот еще забавная теория, нужно только цифры подогнать, а то разболтались что-то).
Видимо, послезавтра уж совсем кончится мое детство - кончится последнее не себе выстроенное жилье. Умнам мы не построили себе дом с нуля, но он стоял до нас пустой и белый, как лист, мы его взяли практически ничейным, никакой предыдущий хозяин нам там гвоздя не оставил в стене. Там все будет наше, как мы решим. Есть и другие признаки взросления (совсем не те, что я десять лет назад перечислял в песне про "мне 30 лет", ребята - все не совсем так, но вы мне не верьте) - например, способность пожалеть родителей. Но и вот это - дом полностью свой. В этом нам досталось от Владимира Гольдзанда (напомните рассказать его судьбу, это интересно) много чего - кухня, кладовка, ванная, негорящая лампочка на балконе, соседи (не забыть один из пунктов в документе "Переезд" - "попрощаться с соседями", пятница или исход субботы, и вынести "отвальную" после шести, когда на площадке наступает "русский час" - там по нам будут скучать тоже; а может быть, кто-нибудь и решится и сможет тронуться за нами? ах, было бы здорово, хорошие соседи, что почти друзья, не валяются на жизненной дороге). В том все только наше, ничье больше.
Хороший дом, хорошие стены, добрые стены, давали нам тепло, приют (прохлады не давали, ориентация квартиры неудачная, мы же ее смотрели зимой и не догадались), убежище, и нам, и много кому еще (не так много, как хотелось бы); помогали в бедах, веселили в радостях, прощали ошибки, учили правде - да-да, было, хоть и трудно объяснить. Ах, как много всего тут было - бутылки не хватит поминать.
Надеемся, что следующий хозяин этого дома не обидит. А то приходили тут одни - гоблины гоблинами, даже говорили на каком-то совершенно гоблинском иврите между собой, и только с маклером и со мной делались понятны, кривые, черные, мать хромает, сын косит, покрутили носами и - ушли, слава Богу. Если есть у квартир карма и заслуга, то не должны такие сюда попадать. Впрочем, не мне судить, кто куда должен и зачем.
Хороший дом, хорошие стены - живите дальше хорошо, а нас не поминайте лихом. Спасибо вам за все. Прощайте.
Опять же, и чего в ней только не было. И пошел вспоминать, и замолк на полчаса. Через полчаса сказал "Да-а..." и еще на час уставился в окно. (Потом встал, хлопнув по коленкам, вышел и дверь запер.)
И друзья во дворе - наши, Нюшкины, Эрика, Мируськи. Вот что будет действительно больно потерять. Эта русскоязычная шайка, которая вместе, сколько себя помнят, а на самом деле и дольше. Они умеют друг другу прощать, потому что считают себя нераздельными, неотъемлемыми друг от друга. Но в этом ошибаются. (У взрослых другое основание прощения.)
Дети всю свою жизнь провели в этом дворе. Мне и не представить, что это такое - с рождения до совершеннолетия в одном маленьком дворе. Как это, когда вместе по очереди на один горшок писали, в один садик ходили (они маленькие тут), вместе в первый класс, вместе в восьмой, и только в армию уже кто куда... Я-то благодатно менял каждые девять лет среду обитания радикально, без хвостов (вот еще забавная теория, нужно только цифры подогнать, а то разболтались что-то).
Видимо, послезавтра уж совсем кончится мое детство - кончится последнее не себе выстроенное жилье. Умнам мы не построили себе дом с нуля, но он стоял до нас пустой и белый, как лист, мы его взяли практически ничейным, никакой предыдущий хозяин нам там гвоздя не оставил в стене. Там все будет наше, как мы решим. Есть и другие признаки взросления (совсем не те, что я десять лет назад перечислял в песне про "мне 30 лет", ребята - все не совсем так, но вы мне не верьте) - например, способность пожалеть родителей. Но и вот это - дом полностью свой. В этом нам досталось от Владимира Гольдзанда (напомните рассказать его судьбу, это интересно) много чего - кухня, кладовка, ванная, негорящая лампочка на балконе, соседи (не забыть один из пунктов в документе "Переезд" - "попрощаться с соседями", пятница или исход субботы, и вынести "отвальную" после шести, когда на площадке наступает "русский час" - там по нам будут скучать тоже; а может быть, кто-нибудь и решится и сможет тронуться за нами? ах, было бы здорово, хорошие соседи, что почти друзья, не валяются на жизненной дороге). В том все только наше, ничье больше.
Хороший дом, хорошие стены, добрые стены, давали нам тепло, приют (прохлады не давали, ориентация квартиры неудачная, мы же ее смотрели зимой и не догадались), убежище, и нам, и много кому еще (не так много, как хотелось бы); помогали в бедах, веселили в радостях, прощали ошибки, учили правде - да-да, было, хоть и трудно объяснить. Ах, как много всего тут было - бутылки не хватит поминать.
Надеемся, что следующий хозяин этого дома не обидит. А то приходили тут одни - гоблины гоблинами, даже говорили на каком-то совершенно гоблинском иврите между собой, и только с маклером и со мной делались понятны, кривые, черные, мать хромает, сын косит, покрутили носами и - ушли, слава Богу. Если есть у квартир карма и заслуга, то не должны такие сюда попадать. Впрочем, не мне судить, кто куда должен и зачем.
Хороший дом, хорошие стены - живите дальше хорошо, а нас не поминайте лихом. Спасибо вам за все. Прощайте.