(no subject)

Давно не случалось мне просыпаться от собственного хохота.

Во сне на кухне где-то в Веселом Поселке сидят Рыжая Маша, Женя Шрага и моя жена. Они что-то вкусное готовят вместе. Что-то режут, месят, на плите стоят кастрюли и сковородки, из духовки что-то ужасно заманчиво пахнет. На столе графинчик с водочкой. На подоконнике, за которым еще до самых Колтушей поля и осиновые рощи - "унылая саванна тянулась поперек поля" - сидим я и Баграт. За подбор действующих лиц автор сна ответственности нести не желает.

Мы с Багратом услаждаем дам беседой, время от времени получая на пробу ложку салата, кусочек пирога или просьбу наполнить рюмочки. А несем мы приблизительно вот что:

- Россия страшная страна. Будь ты, к примеру, даже вот Наполеон... Наполеонище!!! - это я слезаю с подоконника и шубу, которая на мне, подымаю и распахиваю, как крылья, так что воротник ее у меня над головой. Я - Наполеонище. - Все равно придется всю ее пройти самым дурацким образом. То одну ногу приподнимая, то другую, то опять одну, то опять другую. Никакой другой способ не работает. И вот почему. Вот карта. Вот тут живет чудь. Вот тут живет жмудь. А вот тут - это мудь. Финское племя, которое обрусело до полной измены. Место, где они жили, называется Мудский Треугольник. Вот он, между Москвой, Калугой и Тверью. Вот это Мудский Треугольник. Шаманы мудские это место прокляли, и теперь в нем все вот так.

- А чем они жили-то? - интересуется Баграт. - Что они разводили?

- А разводили они только лохов. Заезжих. Свои у них все повывелись. И все остальное повывелось тоже.

На этом месте я проснулся от собственного хохота (разбудил им и жену) и быстренько записал в телефон опорные точки, которые еще помнил.

(no subject)

Муха упросила скачать ей два оставшихся фильма про Нарнию. На излете карантина мы с ней их просмотрели.

Может быть, за то я не люблю Льюиса, что у Толкиена ни один герой, подплыв на закате к незнакомому острову, не командует "Заночуем на берегу!" Мне даже кажется, что героиня Толкиена, прежде чем прыгнуть с корабля в море, скинет с себя длинное платье с лентами; но примеров я не вспоминаю, поэтому просто кажется.

Льюис, как и Толкиен, понимает и старается показать всю серьезность человеческой участи; но у Толкиена получается, а у Льюиса нет. У Толкиена я вижу и надежду, и чудо, и противоестественность, невозможность надежды и чуда, и обязательность, необходимость, неизбежность надежды и чуда. А у Льюиса я вижу только бога из машины.

Может быть, еще вот что: у Толкиена ни упоминание Элберет, ни вера в Валаров сами по себе никого не спасают и никому не приносят победу. Ты борешься со злом, потому, что ты такой; и ты клянешься Элберет и веришь в Валаров или в эльфов (или веришь эльфам) потому что ты такой. Это разные грани одного кристалла, эти качества у его героев не связаны причинно. (Чего, кстати, никогда не чувствовали перумисты всех толков.) А в фильмах про Нарнию (книг я не читал практически) ты побеждаешь потому, что вовремя вспомнил про Аслана и посвятил свою победу ему.