
В 1988-ом своим хайром я шокировал, эпатировал и -- как мне надеялось -- раскомплексовывал старушек и комсомальчиков, изувеченных совдепом.
В 2004-ом я обнаружил себя шокирующим, эпатирующим и раскомплексовывающим -- как мне надеется -- Анькиных ровесников и одноклассников, детей хренадцати лет возрасту.
Потому что их ведь жалко не меньше, чем тех, в 1988-ом году. Их увечат не меньше -- а может быть, и больше, но я сомневаюсь -- и, главное, с той же целью: заставить их покупать то, что иначе не удастся им продать. Их искусственно и очень агрессивно взрослят, вколачивая в десятилеток потребности шестнадцатилетних. Их загоняют в очень узкие идеологические рамки трендов внутри и брендов снаружи.
А тут иду я со своим хайром -- не просто немодный, а вообще антимодный. Совершенно параллельный. Такой параллельный, что мозолю им глаза. Точь-в-точь, как тем серым прохожим мимо Сайгона. Такой независимый, что это просто невыносимо терпеть. И главное, сделать можно так же мало. Разве что вслед пошипеть.
Аньке это должно служить примером независимости и защиты своих интересов. Когда она побреется наголо, вытатуирует на голове цитату из Корана и вденет в нос кольцо, у меня будет надежда, что она это делает не потому, что так делают все, а потому, что ей так хочется. Или хотя бы потому, что так не делает никто, это уже эмбрионы самостоятельности. И у меня будет надежда, что я научил ее защищать это все -- то, что у нее внутри.
А школьников просто прикольно эпатировать. Они так смотрят мне вслед, что хочется, как в 1988-ом, картинно запрокинуть голову, расправить волосы по ветру и маршировать дальше, туда, где над горизонтом светит Пинк Флойд, растут земляничные и кисличные деревья, эльфы играют на додекафонических аккордеонах и т.п.
Короче, делать молодежную стрижку за рупь-тридцать пока погодим. Даже облагораживаться под немолодого Гаккеля пока погодим. Хотя это ближе.