Желтая подводная лодка

Когда хоронили отца, нам предложили выбрать музыку. Мы с сестрой подобрали 12 клипов. Я помню, что там были "Goi ng home" Леонарда Коэна и "Jak tam jest, na niebe, siodmom niebe" Северина Краевского. А гроб опускали под "St. James Infirmary" Дюка Эллингтона.

Я еще для себя решил, что "The Lark Ascending" будет самое то для меня. Там есть абсолютно все, что прощающиеся со мной хотели бы услышать.

Мама тоже попросила включить - "Не ме ките па" Жака Бреля. Я не настолько хорошо знаю своих родителей, но мне кажется, что эта вещь для них означает что-то очень особое. А что именно - это не мое дело знать.

Поэтому это будет эпиграф:

Ne me quitte pas...

А не "Ни дна, ни звезд в воде не разглядишь, но –
Кто знал, кто это мог знать тогда?" - потому что это слишком понятно. И слишком мало. И слишком рано. Сейчас уже не в этом дело.

В общем, вот что получилось из слов, записанных в разных прикроватных и
походно-сумочных тетрадок (я снова стал носить с собой сумку с тетрадкой и ручкой, как раз когда ходить и ездить по делам стало совершенно некуда; с тетрадкой в клетку я чувствую себя лучше, а недостатка в них нет, уже два ребенка закончили школу, оставив гору едва начатых тетрадей); результат двух недель ночных кругов по деревне.

Я очень давно ничего не сочинял размером крупнее жж-шного поста и думал, что навык уже безнадежно утрачен. Оказывается, это как ездить на велосипеде: нужно лишь чуть-чуть напомнить мышцам, в каком порядке что делать. А, ну, и רצוי שיהיה גם פסנתר, как говорил Пуги - учитель фортепьяно в 1973 г.

ׂПросыпаешься. Серая синь из окна.
По часам не рано - а в голове молот,
С чего бы? Погода? Нехватка сна?
Должно быть, просто уже не молод.
Не молод просто... Одежда. Ванная.
Проверил почту. Погладил дверь детской.
Рюкзак на плечо. Проверил карманы.
Таблетка уже начинает действовать.
Уже в метро вспоминаешь: так вот что -
Базиль же приехал отметить свой бёздник!
Джин из горла и приличья в клочья;
Кажется, даже видели звезды…
Зашел к себе домой за гитарой
И понял, что уже не подняться...
А он-то как? Ну-ка, номер же старый..
Стоп. Он же умер в Москве в девятнадцатом.

В желтой подводной лодке
В рубке темно,
Но...
Но.

К обеду в тебе еще две таблетки.
Сети прочитаны, счета оплачены.
В окна конторы голые ветки.
Кстати, про голых – врача назначил.
Сердце, почки, сосуды, печень –
Ржавеет и портится все постепенно
Вчера был, как Моцарт, игрист и беспечен,
Сегодня молча лежишь под Шопена...
Снизу месиво, сверху крошево.
За что ж так не любит Бог в январе меня?
Надо бы сделать столько хорошего,
Да все не хватает то сил, то времени.
Струны не строят. Горло без голоса.
Попробуй тут новую песню вырасти.
Плакать ли по голове, снявши волосы? –
Не плакать. Вокруг довольно сырости.

В желтой подводной лодке
Разбито окно,
Но… Но.

А мы мечтали - только помрёт Кобзон,
Мы всю эту сволочь выкинем вон,
Взорвем их стену, снесем мавзолеи...
А все получилось глупее и злее.
Жизнь отделила мух от котлет:
Рок-н-ролл мертв, а Кобзон еще нет;
В парке, где наши жены плясали нам,
ׂׂИдет опен-эйр - день рождения Сталина.
Теперь это твое, как Крым и Донбасс.
Глас народа – он же божий глас
Глаз этого бога, тяжелый и мутный,
Найдет и тебя, пискарь ты премудрый.
В чем мать родила откинешься с зоны –
А там, небось, тоже дерьма выше края.
Даже, наверно, свои кобзоны...
И ты выбираешь – не выбирая.

В желтой подводной лодке
Ложишься на дно
Но… Но.

Троицкий встал. Ты хлопаешь дверцей,
Лицо подставляешь родному норду.
Только любовью и живо сердце –
К женщине, к детям, к музыке, к городу.
Только любовь наполняет дни
Тайною, смыслом и тишиною,
Только любовь расти и храни,
Все ради нее. Все ею одною.
Только в любви твоя сила и радость.
Только в любви твои свет и счастье.
А жизнь – она все же олимпиада:
Важна не победа, важно участие...
Заходишь в кафе, позитивный такой,
Мимо улыбки буфетной тетки -
Базиль с подоконника машет рукой.
Молодец-то какой. Выбрался все-таки.

В желтой подводной лодке
Все спели давно.
Но… Но.