Groszki i róże

Не знаю, как у вас, ребята, а у нас, походу, снег будет!
( Read more... )

Проходя ежедневно по Алмазному мосту мимо дедушки со скрипкой, который по утрам на рамат-ганской стороне то настраивает свою скрипку, то играет гаммы, весьма и весьма фальшивя, и лишь изредка, в особо удачный день (уже можно, должно быть, загадывать по нему, как по оленям в ложбине на Пате - если из автобуса увидел всех восьмерых оленей, день будет хороший) сыграет фразу-другую из Баха, тоже фальшивя отчаянно, вспомнил вдруг, как мы с Брайном ждали Фаворова однажды в переходе с Маяковской на Площадь Восстания. У меня в сумке нашлась книжка "Буддизм в переводах". Брайн вез кому-то кейс от двенашки. Братцу своему, что ли. Ждать нам было еще минут двадцать, и мы положили чехол на пол, раскрыли его, а сами встали за ним и стали по очереди вполголоса читать друг другу и комментировать избранные места из книжки "Буддизм в переводах". Я не я буду, если к приходу Фаворова не накидали нам рублей эдак дцать, хотя изначально такого намерения у нас не было, и необходимости тоже.

К обеду дедушка со скрипкой перебирается на солнечную сторону улицы Тувала, где макдональдсы и всякие предприятия высокотехнологического питания. А вечером на мост забирается парень с диджериду, и довольно приятно диджеридует. Правда, большую часть времени он треплется с какими-нибудь прохожими. Но и играет, я слышал.

1. На площадке подходит мальчик и говорит: "А вы понимаете по-русски? Да? А можно поиграть с вашим мальчишком?"

2. На Бейт-Сафафе упираюсь в задницу большого зеленого эгедовского междугороднего автобуса и с изумлением читаю у него над номером полуоторванный стикер: "ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР ДЕНЕГ".

Да, я понимаю по-русски. Но не все.

На рынке был. Там классно. Там можно любить человечество, не опасаясь, что оно от тебя чего-то тут же потребует. (потом вернуться к мысли о mourir pour des idees для коренных ситуатов.)

И там раздавались крики: "גפרורים! גפרורים פסיכיים!" Не просто спички мужик продавал, а -- спички психические. Ну, правильно, завтра день Мангала.

И затмение вчера удалось. Как самый умный в фирме, откопал на столе дискету, залитую кофем не то какаом, с трудом отодвинул дверцу, глянул через нее -- работает дедовский метод. Вышли на улицу. Глянули на солнце -- тоже работает! Тоненький такой месяц. Действительно, никак не больше трех четвертей. Красное такое -- через дискету-то. Посмотрели, поприкалывались. Начали к нам подходить люди -- религиозные разные, тетки с буферами, молодежь. Неподалеку мужик из умных демонстрировал камер-обскуру -- проколол дырочку в бумажке и демонстрировал желающим на асфальте солнышко, недоеденное драконом.

Пошли по шаварме, взяли оные -- хорошая шаварменная через дорогу закрылась на ремонт, пришлось в плохой, медленной, тесной и не такой вкусной (хотя у них есть свои забубончики-преимущества), двинулись обратно. Пик уже прошел, но все равно было темновато и прохладно, ах, почему так не может оставаться все лето. Конечно, так не может оставаться все лето, потому что тогда уже в Крыму будет вечная мерзлота, а в какой-нибудь Москве просто ледяная пустыня, что, конечно, может, и приятное разнообразие, но чувствую, что многие будут возражать.

Пошли назад, и народ еще стоял, передавая из рук в руки нашу дискетку. В следующий раз откроем киоск, сказал Эли-инфраструктурщик. Назовем его "Центральное управление по солнечным затмениям в Рамат-Гане", скажем, что работаем от горсовета. Жалко, сто лет ждать.

И ночью погода была очень даже. Облака опустились сначала на уровень радиовышки, красная лампочка там в них мигала конусом, потом на уровень крыш домов, потом -- на уровень фонарей и деревьев -- фонари стали сквозь деревья просвечивать, как прям... прям как не знаю, где, в мультиках, что ли, каких-нибудь хороших. А потом и на уровень человеческого роста. Такими клубами неслись вокруг, за школой и на перекрестках улочек. Прикол облака в том, что если ты в нем находишься, то ты этого не понимаешь -- вокруг тебя метров на десять-пятнадцать все хорошо видно, а вот за пределами этого творится кутерьма. Идешь туда и круг своего зрения несешь с собой, а кутерьма идет за тобой, но вокруг, не подходя.

И этот вот дурацкий луч прожектора с крыши матнаса Гило -- кто бы объяснил, зачем он, каким инопланетянам показывает чего? -- так он превратился в такой ртутный столбик, по которому носились облачные тени. Ну, известный эффект -- по фильмам -- луч кинопроектора в накуренном зале. Стоял минут двадцать, пялился -- уже собака меня позвал, идем, мол, дальше, чо такое -- встревожился.

А вот за Смартом сидеть ниасиливаю, три, максимум четыре стиха -- и вырубаю. Усталость, что ли, накопилась?

Вчера напротив меня в поезде ехал странный пассажир. Один его глаз в окне отражался, а второй -- нет; вместо глаза отражалось бельмо. Хотя напрямую я его видел, нормальный черный глаз. Никогда даже не читал про такое. Разговаривал он по телефону тоже про совершенно нормальные вещи: о том, что два техника должны были придти чинить мотор от занавески в комнате совещаний в Минбезопасности, но у одного из них был недостаточный не то просроченный допуск, а второй без него не мог починить; и он звонил то в фирму, поставившую этих техников, то какой-то... лучше без имен, девушке, которую упрашивал ради него лично впустить этого второго техника, то еще куда-то; круга за два он все уладил. А вот глаз, правый, у него в окне отражался бельмом, а так ничего.

Как уже упоминалось выше, жизнь при правильном подборе антидепрессантов бывает неплоха.

Эрик дал выспаться -- почти три часа провел сам с собой. Гениальный ребенок. Все утро снились какие-то компаунды, которые никак не хотели контейнить плоские опционы с мерзским ванильным вкусом. Под конец они еще и разговаривать стали, тогда пришлось проснуться.

Гуляли в Ган-аВрадим. Надо сказать, там и летом хорошо, а уж зимой-то. У нас упал в пруд мячик, но мне удалось его достать. Думаю, Эрик это надолго запомнит, хотя он, по обыкновению, не очень об этом распространялся. А вчера еще мы гуляли на Скрученной Горке, видели дятла и какую-то зеленую птичку, и Эрик пересвистывался со скворцом, когда уже темнело (или дроздом), а потом мы пошли домой и увидели настоящий пожар и три настоящих пожарных машины, а еще вчера утром мы ездили по покупкам и купили Эрику настоящий меч, катану, и она страшно блестит уже вторые сутки, и он встретил своего не-очень-друга Никитку, и дал ему подержать свой меч. Это было ему нелегко, клянусь кэтиной треуголкой.

Потом мы съездили в кино и посмотрели (наконец-то) "Buena Vista Social Club". Фильм ох... ох, какой хороший фильм. Крайне рекомендуется всем, и непременно в кинозале, если возможность есть (что вряд ли, конечно). А нам вот повезло. Рубен Гонзалес -- мой кумир; впрочем, и Ибраим Феррер тоже. Да ладно, все они там великолепны, все. Просто удивительно, что такое еще бывает на свете, просто как-то можно жить дальше.

Что вот замечательного еще: сколько раз ни ходили в Синематеку, там каждый раз после хорошего фильма аплодируют. Вот и сегодня тоже. Даже не понятно совсем кому: Вендерсу ли, Рай Кудеру, самим кубинцам? Или Синематеке, может быть. Смарт мне разъяснил: "FOR applause or the clapping of the hands is the natural action of a man on the descent of the glory of God." Видимо, так.

Потом мы погуляли на улице. Пару-тройку раз в году выпадает в наших горах такая ночь, когда облака спускаются ниже фонарей -- вот это было. И луна почти полная... стало быть, 14-е не то 13-е, стало быть, Т"У бе-Шват совсем на носу. Надо проверить.

Утро. мы выезжаем гулять. На стоянке между машинами аппетитно трахаются серый кот и черная кошка. Девочка лет пяти в розовом дождевике наблюдает за ними, ковыряя в носу. Солнце, мокрый асфальт, низкие тучи, голые ветки, некоторые с листьями, некоторые без.

Поехали на ферму возле Оры. Ферма занюханная весьма и весьма. Мальчик с длинным носом, нездоровым лицом, в резиновых сапогах моет щеткой нижнюю челюсть лошади. Хозяин наблюдает. В темной клетке -- козочки, козлики и куры с петухами. При внимательном рассмотрении на насесте обнаруживается павлин. Задумавшись о его мироощущении¹, я отошел. В углу стоит карета, настоящая, тех времен. Неоднократно чиненная, залатанная свежими досками; видимо, на ходу. В другом углу -- псарня. Видимо, собаки на передержке. На веревке -- точный родственник Михолая, только похудее, хуже шерсть, и ростом поменьше. Наш-то -- блестящий, холеный, мордатый. Но явно родственник. Голос похож даже, и манера прикусывать щеки при лае. И щенок карликового пинчера стоит на крыше конуры и боится спрыгнуть. Наверно, такого мухи могут серьезно обидеть. Есть еще сарайчик, в котором на сене су-ютятся кролики, морские свинки и два птенца перепелки. Их можно гладить, хотя и не очень хочется. Только одного очень мрачного рыжего крола, сидевшего под стулом, мы погладили да. И еще по двору ходили два мощных сенбернара. Один потерся об Эрика, предлагая себя погладить, и Эрик чуть не упал. Я погладил сенбернара, от греха подальше.

Эрик прокатился на лошади. Видно было, что ему очень там не по себе, чтоб не сказать, страшно. Но он старался, держась за луку седла изо всех сил и даже пару раз попытался повернуть голову и посмотреть на нас. Потом мы пересадили его на пони, и вот там ему действительно стало хорошо, и он улыбался даже. Пони был очень старый, вся морда седая.

Дядька, который водил под уздцы лошадь и пони -- усатый, в шляпе австралийской (почему у всех эти шляпы держат форму, а у меня -- как шляпка бледной поганки, неровная и мятая, Вовка, молчи, убью) -- красивый довольно дядька, спросил, как звать и сколько лет (Эрик сумел сказать ему "тода", и вообще с этим все лучше у него). Это, говорит, имя викинга? А меня назвали Серж. У нас во Франции были в большой моде русские имена, там, где мы жили. Брат мой -- Сирил, а я Серж. И с тяжелым французским акцентом, фактически одинаково произнося хет и рейш, начал рассказывать, что вот с этого возраста он помнит себя, верхом на лошади своего отца, сельского врача, в дачном поселке на берегу Атлантики; а соседнюю с ними виллу снимала семья Багратионов, и вообще поселок этот был весьма посещаем знатью; вот, скажем, однажды встретил он двух дам, одна была ему смутно знакома, как вот голливудская актриса, которую вдруг видишь не в фильме и без грима, а другая, крупная такая, энергичная... и он спросил у соседа, кто бы это мог быть, а тот говорит -- да королева английская, ты что, не знаком до сих пор? и телохранительница ее.

Потом он стал рассказывать, как в своем этом аристократическом поселке познакомился с Оболенским -- не очень понятно, с каким -- тот работал где-то в разведке, занимался переводом русских газет, и Серж попросил перевести ему русские песни с пластинки, а Оболенский сказал -- он был большой сноб -- что этого языка он не понимает. Встречался он тогда же и с Пуришкевичем. Тот работал в НАТО аналитиком по Советскому Союзу, и умер в возрасте 90 лет. Году в 1963-1964-ом.

Потом он рассказывал, как ездил в ГДР на какую-то книжную ярмарку, продавать энциклопедию "Ларусс", и там у него был флирт с немкой-библиотекаршей и большие неприятности со Штази. Выручил его только значок этой ярмарки -- на значке был Ленин, и он выдал себя за французского коммуниста, и так сумел добраться до посольства, где ему сразу дали билет на Страсбург.

Рассказа про какую-то румынку, у которой тоже были неприятности с Сигуранцей из-за связей с Чаушеску и тремя сыновьями - офицерами в еще царской армии, и Сержа отправили в Рим, где та сидела с 60-ю долларами, чтобы переправить ее во Францию, я уже почти не понял, потому что тут Эрик запросился домой.

Похоже, на всех конюшнях вокруг Иерусалима работают исключительно незаурядные личности. Просто езжай на первую приглянувшуюся, не прогадаешь.

Потом, вечером, сидим на диване, играем в лото с буквами. Я говорю: сдавай всем по две карточки. Эрик раздает, но в конце раздачи у него оказывается три карточки. Мама спрашивает: а у тебя три почему? "А я просто люблю три," -- отвечает мой честный ребенок. Надо взять на вооружение.

Много пел, почти целиком спел песенку Леопольда из мультика. "Я иду и пою обо всем хорошем." Только вместо "мы переживем" он поет "мы теперь живем". Почти дошел уже до чтения, немного осталось.

---

"Во Вселенной, подумал он, должен быть кто-то, еще более несчастный, жалкий и презренный. Зафод решил немедленно отправиться и найти его.

На полпути к рубке Зафод вдруг подумал, что это может оказаться Марвин, и вернулся в постель."

По дороге на станцию видел слабую, но радугу. И облака были такие, что любой режиссер малобюджетной фэнтэзи волосья бы рвал на заднице от зависти.